Роберт Маккаммон - Пятерка

— Нам очень жаль, — сказала детектив Риос, говоря за двоих. — Надеюсь, что вскоре у нас будут для вас новости.

На этой реплике визит завершился. Детективы ушли, закрыли за собой дверь, а Джордж почесал в затылке и сказал, как много раз до того говорил во многих различных мотелях:

— По коням, люди.

Они оплатили счет, Кочевник сел за руль «Жестянки» — сегодня была его очередь вести, Ариэль рядом с ним, Джордж и Терри за ними, в самом заднем ряду Берк рядом с пустым сиденьем.

Они выехали со стоянки мотеля и под жгучим солнцем повернули на I-20 на запад, в сторону Эль-Пасо. Какое-то время ехали молча, потом Терри заговорил об одном памятном концерте, который они давали в июне прошлого года в Миртл-Бич. Клуб находился прямо на пляже, и был ранний вечер, и с океана веяло солью, и свет был ласковым и синим, и зал был набит, и слушатели благодарно вопили и просили еще песен, и разогрелись как раз, чтобы быть веселыми, и в короткой тишине между номерами Майк подошел к нему, наклонился и сказал: «Брат, пей до дна, потому что лучше никогда не будет».

Да, сказали остальные, они помнят этот концерт. Отлично помнят. И все согласились, что теперь, когда Терри вспомнил, кажется, будто это было только вчера.

Когда из колонок орет «Белая свадьба», Джереми Петт позволяет себе мимолетную улыбку, потому что теперь знает: он там, где должен быть.

— Ты капитан? — спрашивает он черноволосую девушку с серебряными палочками в сосках, когда она наклоняет к нему голову (и от нее пахнет жвачкой и кокосовым лосьоном для загара), и она улыбается в ответ, потому что думает, что его улыбка обращена к ней, и говорит, что пусть еще закажет пива и тогда может звать ее как хочет. Он говорит: конечно, и она уходит в лиловый свет с багровыми бликами. Он переводит взгляд не на другую черноволосую, которая обернулась вокруг шеста в десяти футах от него, а на стол справа, где минуту назад сидел Ганни, но Ганни там уже нет. Ганни — лазутчик и долго на одном месте сидеть не может. Но теперь Джереми знает, что Ганни все время неподалеку, и это знание успокаивает.

Он теперь это точно знает! Ганни как следует надрал ему задницу за первый промах на заправочной станции. Джереми мог бы сказать, что это был выстрел холодным стволом, что не было наводчика, который выверил бы расстояние и поправку на ветер, и — да, он мог занервничать, когда подъехал полицейский. Он мог бы сказать, что сперва целился в ведущего певца, но тот расхаживал туда-сюда из глубокой тени на ослепительное солнце, и потому пришлось от него отказаться, а вторая цель — тот, который заливал бензин, — была закрыта поднятым капотом полицейской машины, и еще надо было учесть трафик на I-20, и это не так легко — стрелять в интервал между пролетающими по шоссе машинами, — но Ганни оправданий не принимает. А потом… о Господи, потом… когда Джереми услышал, как кто-то идет мимо его двери, и решил, что это старуха несет завтрак, и выглянул через жалюзи, а это она была, барабанщица, в своих доспехах для пробежки, и Джереми обдумал ситуацию и решил, что эту сможет убрать в подходящем месте в подходящий момент, и потому выписался из мотеля, сел в свой пикап и обогнал ее на дороге, высматривая укрытие, где поставить винтовку на опору. Может, она добежит туда, может, нет, но он там будет готов и заряжен.

Еще раз выстрел холодным стволом. И солнце было на этот раз в глаза. Пуля ее миновала не более чем на полдюйма. Кончик носа обожгла наверняка.

Но Боже ты мой, что ему выдал Ганни, когда он оттуда уезжал, выворачивая на I-20 на восток! Ты ведь считаешься мастером, говорил Ганни, пока еще спокойно, но с привкусом разгорающейся ярости. Считается, что ты из лучших специалистов. Сколько этих, с тряпками на голове, на твоем счету?

— Подтвержденных — тридцать восемь, — ответил Джереми, потому что знал счет.

Классно, Петт. Но ты мне скажи… сколько из них не детей?

Нога Джереми ударила в тормоз, и мчащийся шестьдесят пять миль в час пикап затрясся и завизжал, будто все соединения у него разболтались, и вдруг его занесло, он пошел юзом, оставляя на асфальте черные следы. Ганни, ехидный пассажир рядом с водителем, вылинял в серый туман. Джереми на секунду подумал, что так и надо лететь и погибнуть, что надо было умереть еще в ванной, и сейчас как раз время, но воля к жизни — дух морской пехоты, дух гладиатора, как хочешь назови, — взяла управление на себя. Он перехватил руль, не дал машине перевернуться — эта битва, казавшаяся вечной, длилась всего один вдох с запахом горелой резины. Пикап, дрожа и стеная, снова отдал свою жизнь в руки Джереми и замедлял ход, залезая шинами в траву на правой обочине… бухнул взрыв воздуха, с возмущенным воем клаксона пролетел полугрузовичок, за ним белый «БМВ», и водитель пораженно покачал головой, глазам своим не веря, как Джереми на четырех колесах исполняет «танец вокруг сомбреро».