Роберт Маккаммон - Пятерка

— Ты их не знаешь. Пацанва, хрен бы им в душу. Но против дедушки, — он сжал кулак и больно ткнул Кочевника в правую руку, — им не потянуть. С ними это ж музыкальный детский сад получается. Зато шевелюры у них классные.

— За классные шевелюры. — Кочевник поднял бутылку.

— Была у меня когда-то своя, теперь покупная. — Тор чокнулся с бутылкой Кочевника и допил пиво почти до конца. — Еще одну?

— Нет, мне хватит.

— О’кей. — Тор снова поднял лицо к солнцу. Помолчав, он сказал: — Папочка мой ушел в декабре. Если бы ты когда-нибудь писал или звонил людям, которым на тебя не наплевать, я бы тебе сообщил.

— Сочувствую.

Кочевник слыхал рассказы про Мори Брайтмана по прозвищу Маяк из воспоминаний его сына, который мотался с отцом и матерью по клубам и отелям в огнях гаснущих закатов Пояса «Борщ», [33] Юмористическое прозвище курорта в горах Кэтскилл. Еврейских Альп, известных также как горы Кэтскилл на севере штата Нью-Йорк. Маяк играл на таких курортах, как «Кроссингерз», «Конкорд», «Фриар Тук Инн», «Катшерз-отель» и «Кантри-клаб». Его представление называлось «Заседание совета», и он пародировал среди прочих голоса Тома Джонса, Рея Чарльза, Вика Деймона, Ал Мартино, Джерри Вейла, Сэмми Дэвиса-младшего, Билли Экстайна и Стива Лоуренса, а заканчивалось выступление, конечно же, мистером Синатрой — председателем.

— Я купил черный костюм, черный галстук и белую рубашку в магазине «Пенниз», — сказал Тор. — Вышел вперед и спел ради моего отца «Мой путь». Твою мать, там чуть стены не рухнули. Я думаю, ему бы понравилось.

Кочевник кивнул. Вкладом Мори в вокальное искусство сына стало умение Сола говорить без всякого акцента или тянуть гласные по-южному, изображать новоанглийское жужжание или гнусавость Среднего Запада, британский уличный кокни или отрывистость немецкой речи. Его голос был гражданином мира. Чтобы это понять, достаточно было послушать его сценический речитатив: он разговаривал всюду как местный. Это отлично было слышно в двойном альбоме «С Mjöllnir вокруг света», вышедшем в тысяча девятьсот восемьдесят шестом.

Джон Чарльз помнил, что ему когда-то сказал этот человек, десять лет назад, после проверки звука в пустом клубе на Лонг-Бич: «Хочешь быть как я, пацан? Четыре бывших жены, привычка к „белой даме“, штук шестнадцать язв в кишках и в долгах по самые уши? Хочешь, блин, быть как номад-кочевник, мотающийся по пустыне? О’кей, значит, если это столько для тебя значит… и если ты это сможешь выдержать, что сомнительно… так возьми вот эту, блин, гитару, встань вот тут и спой мне что-нибудь. И уж постарайся получше, потому что если ты слабак, хрен я тебя в мой мир впущу».

— Забавно, — сказал Тор, помолчав и разглядывая мир через бутылочное стекло. — Сон тут у меня был.

Кочевник затянулся и сбросил пепел на красную глину.

— Я видел женщину, она танцевала в клубе. Одна. И все там было темно, лица не видно было, волосы какого цвета — ничего. Только иногда пробегал за ней свет, и виден был ее контур… как еще сказать.

— Силуэт, — подсказал Кочевник.

— Ага, он. И вот она танцевала, медленно так, будто ждала кого-то. Музыка… нет, не моя музыка это была. Но только вот по наклону плеч, по движению руки, когда она отводила волосы с лица, видно было, что… что ждать ей надоедает. — Тор повернулся к сцене, откуда донесся особенно громкий си-минорный аккорд дрожащих струн. — Не знаю. Похоже, я упустил время.

— Ты упустил время? Кончай бредить!

Кочевник постарался саркастически засмеяться, но не вышло.

— Я не про эти дурацкие золотые дни. Половины их все равно не помню. Я про то, что упустил время найти свою настоящую подругу. — Кочевник не знал, что сказать, и потому не сказал ничего. На той стороне парковки продолжали подъезжать фургоны и трейлеры, среди них машины съемочной группы «Фокс ньюз». — Я — некомплект, вот что. В этом, блин, и вся моя проблема.

— Некомплект? Ты чего курил сегодня? — спросил Кочевник.

— Ничего хоть близко такого, что нужно было бы. — В глазах Тора снова появилось глубокое зеленое сияние. — Слушай, Джонни, я же всерьез. Мне кажется, что эта женщина из сна и есть та самая, пара моей души, но где она — я не знаю. И не знаю, куда ехать, чтобы ее найти. И она меня ждет, но не знает этого, и скоро, да уже в любую секунду плюнет и перестанет ждать, потому что шли годы и годы, а меня не было. Может, я ее где-то видел, но в ней не было блеска, а поскольку я тогда только на блеск клевал, то не видел, кто она такая, и прошел мимо. А может быть, я ее так и не встретил. Может, в этом сне она танцевала не под мою музыку именно потому, что даже не знает меня. Никогда ни хрена даже имени моего не слышала. Но сон этот мне говорит, что она где-то есть, а время, которое я потратил… упустил… может, мне уже не найти ее до того, как она… как она уйдет.