Фред Варгас - Холодное время

– А он бы тем временем перебил одного за другим всех членов исландской группы, – сказал Меркаде.

– И мы никогда не догадались бы, кто убийца, – признал Вуазне.

– Вы правы, лейтенант. Брюнет? Миляга Брюнет? Тот самый, что пришел нам помочь, указав на группу потомков, оказавшуюся пустышкой. Затем – играя с огнем, но все же особенно не рискуя, как если бы сунул палец в свечное пламя, – Брюнет выдал нам группу “кротов”, которых он якобы опасался. Группа “кротов”, в сущности, равнялась исландской группе, и ее членов он вызывал дважды в год на заседания, чтобы прощупать их и повторить приказ держать язык за зубами.

– Не понимаю про свечу, – сказал Эсталер.

– Я тебе покажу. Огонь без ожога. Так кто эти “кроты”? – вопрошал Брюнет. Мстители-антиробеспьеристы? Роялисты? Шпионы? Робеспьер сам их устранял? В припадке безумия? А почему бы и нет? Бедный Брюнет так перепугался. И мы ему поверили.

– Черт, – сказал Вуазне, который в эту минуту снова стал сам собой. – Он нас дурачил всю дорогу.

– Не всю, Вуазне. До тех пор, пока излишняя неподвижность не стала казаться ненормальной и подозрительной. Пока нам не надоело все время ходить по кругу и мы не задумались наконец, нет ли другого пути. Или забытого, неявного, упущенного следа. И он нашелся, всего один.

– Исландия, – признал Ноэль.

И снова Адамберг отметил мужество жлоба Ноэля, без всякого смущения отрекшегося от своих недавних убеждений.

– И вот еще что, – продолжал Адамберг. – Когда Брюнет заходил сюда в мое отсутствие, чтобы снова попросить себе охрану, мог ли он каким-то образом выяснить, что я в Исландии? Насколько я понял, ему сказали только, что я отлучился по семейным обстоятельствам.

В полной тишине Данглар медленно и вяло поднял руку.

– Я, – проговорил он. – Я что-то такое ему сказал, когда мы обсуждали его охрану.

– Какое “такое”?

Майор мужественно вскинул голову. Словно Дантон, подумал он, идущий на заклание.

– Я ему сказал, что мы делаем все, что в наших силах, пока вы прохлаждаетесь в Исландии.

– Это не просто “что-то такое”, Данглар.

– Нет.

– За этой информацией он сюда и явился, увидев, что моя машина припаркована у дома. С самого начала следствия он внимательно наблюдал за моими передвижениями. И вы ему сдали эту информацию, потому что были раздражены. Представьте себе его реакцию: я вернулся к исландской версии! Пошел по следу, который он с таким трудом уничтожил, подталкивая нас к разгадке непостижимой тайны Общества Робеспьера. И тогда он нападает на Венсана Берье. На Берье, анонимного “велосипедиста” из Общества и “лыжного тренера” с Лисьего острова. И вешает его, надев парик. Зачем? Чтобы во что бы то ни стало вернуть нас к Робеспьеру. Но это еще цветочки. Он смещает веревку вбок, поближе к цепи, за которую Берье сможет ухватиться, и к стенной полке, куда он поставит ногу. Веревка шершавая, слишком шершавая, чтобы надежно затянуть скользящую петлю. Он уверен, что Берье, учитывая его спортивную подготовку, как-нибудь выпутается. И точно, Берье остается в живых.

– Он повесил его, но решил пощадить? – спросил Керноркян. – Какого черта?

– Такого, что Берье опишет преступника в парике эпохи Революции. Чтобы мы больше не отвлекались от Робеспьера.

– Ясно, – сказал Эсталер, сосредоточенно кусая губы.

– Ну конечно, – вздохнул Мордан.

– И наш предусмотрительный Брюнет оставляет на полу прядь из парика на тот случай, если “висельник” все же отдаст концы. Но Берье выжил, и Берье рассказал о парике, не вдаваясь в подробности. Он сделал это по той же причине, что и убийца: чтобы мы вплотную занялись Обществом и думать забыли об Исландии. Чтобы мы, не дай бог, не выяснили, что он принимал участие в пожирании своих товарищей. Объяснив свое присутствие на заседаниях увлечением личностью Робеспьера, он, разумеется, солгал. Просто его туда вызывали вместе со всеми остальными.

– Ну конечно, – повторил Мордан и вздохнул еще глубже.

– Брюнет может быть доволен: благодаря парику мы ищем психованного убийцу в костюме восемнадцатого века. А о каком выдающемся психе из Общества могли мы подумать? О психе в седом парике?

– О Робеспьере, – сказала Ретанкур.

– Которому мы рано или поздно предъявили бы обвинение. Потомок Неподкупного, натерпевшийся в детстве от своего одержимого деда, актер, играющий роль так, словно в него вселился дух его героя, – всего этого вполне достаточно, чтобы мы увидели в нем безумца, маньяка, убийцу. К чему, собственно, нас и подводил за ручку Брюнет – Шарль Рольбен, не сомневаясь в успехе своего предприятия. Не забывайте, что он повесил Берье в тот вечер, когда у Франсуа Шато, работавшего в отеле, не было алиби.