Дэвид Болдаччи - Абсолютная память

И сейчас над ним издевается какой-то урод. Какой-то больной мерзавец, который убил его семью, а потом нацелился на Мэнсфилдскую школу. Даже если б Декера не убедили граффити на стене его дома, зашифрованное сообщение отметало любые сомнения.

Стрелок был одним и тем же.

Семья Декера погибла из-за него. Он давно знал, что это вполне возможно, даже наиболее вероятно. Но даже частичка неопределенности – хорошая штука; она позволяла Декеру верить, вдруг он все-таки ни при чем, вдруг не он послужил мотивом для убийства.

Сейчас неопределенность исчезла. Зато с доходчивой ясностью пришло ужасное, деморализующее смирение. И чувство вины, ударившее Декера намного сильнее, чем Дуэйн Лекруа.

В пять утра он проснулся, принял душ, надел костюм и встал перед маленьким зеркалом в ванной, которая была размером с него. В зеркале он увидел вспышки света и цвета, цифры, текущие по стеклу. Он закрыл глаза, но картинка не поменялась. Все это было не в зеркале, а у него в голове. Считалось, что для савантов, особенно с синдромом Аспергера, характерны очень узкие сегменты интереса: числа, история, некоторые области науки, языки. Декер не знал, какой сегмент положен ему. Не знал, подарил ли ему удар Лекруа синдром Аспергера. Не знал, возможно ли это вообще; да ему никогда и не ставили такого диагноза.

Амос знал только одно: он ничего не забывает. Его разум соотносит цвета с вещами, у которых не должно быть цветов. Он может вспомнить, на какой день недели пришлась любая дата за последние сто лет. Его разум – головоломка, сложенная как-то неправильно, поскольку невозможно понять, как она работает. Эта головоломка – то, кем стал Декер. И это до смерти пугало его с самого первого дня.

Пока рядом была Кэсси, он справлялся. Без нее, без Молли, которая заставляла его думать о чем-то еще, кроме собственной жизни, Амос Декер снова стал выродком.

Джекил и Хайд. Вот только Хайд ушел и никогда не вернется.

Армия троек дожидалась Декера, когда он плелся в темноте на завтрак. Столовая открывалась ровно в шесть, минута в минуту. Он навалил себе еды, принес тарелку к своему столику/кабинету, а потом просто сидел и смотрел на эту горку, даже не пытаясь поесть.

Джун, пожилая женщина, дежурившая в буфете, поспешила к нему.

– Амос, у тебя все нормально? – обеспокоенно спросила она.

Когда Декер не ответил, она подняла кувшин с кофе.

– Давай я налью тебе чашечку. Чашка горячего кофе может смыть уйму проблем.

Приняв его молчание за согласие, она наполнила чашку горячим кофе, поставила ее на столик и ушла.

Декер не отвечал ей, поскольку даже не подозревал, что она была рядом. Его разум бродил далеко от «Резиденс Инн».

Ему не требовалось смотреть на часы. Сейчас было 6:23. Какая-то часть его разума поддерживала работу внутренних часов, безупречного хронометра, который не купишь за деньги.

В десять Себастьян Леопольд вновь предстанет перед судом, на этот раз – с защитником. И Декер намеревался быть там.

Он пошел пешком. Он предпочитал ходить пешком, даже в темноте. Армия троек была на месте, поэтому он все дорогу смотрел под ноги.

Декер читал, что других савантов успокаивают океаны и небеса окружающих их чисел. Для Амоса числа являлись средством достижения цели. Они не давали ему настоящего счастья. Возможно, потому, что он испытал счастье быть мужем и отцом. Числа просто не могли конкурировать с этим, даже для саванта.

Он сел на скамейку рядом со зданием суда и следил, как в небе поднимается солнце, как рассвет взламывает и разрывает черноту, размывает ее усиками красного, золотистого и розового. Или, в разуме Декера, – множеством связанных цифр.

В 9:45 он увидел, как полицейский фургон свернул в переулок у здания суда. Прибыл тюремный транспорт. Амос задумался, привезли ли вместе с Леопольдом других обвиняемых, или же предполагаемый убийца троих человек приехал один.

Декер поднялся на ноги и медленно пошел через улицу ко входу в суд. Через пару минут он уже сидел во втором ряду. За столом представителей находился адвокат, раскладывая свои бумаги. На вид мужчине было лет сорок с небольшим, его волосы едва начали седеть. Коричневый костюм-двойка хорошо пошит, из кармашка выглядывает платок в тон. Мужчина выглядел уверенным и… пожалуй, ветераном. Вряд ли, подумал Декер, они отправили бы на это дело новичка.

У двери в комнату судьи стоял тот же пристав. Он болтал с Шейлой Линч, на которой, кажется, были те же жакет и юбка, что и вчера.