Анна Элфорд - 313 дней - Агапэ

– В глазах солдата читаются последние мысли, последние воспоминания перед очевидной гибелью, – говорит с британским акцентом.

– И солдат вспоминает радостные моменты жизни, ведь счастье мы всегда только вспоминаем. – Медово-карие глаза наблюдают за мной и однозначно довольны ответом. – Это обыденно лучезарные вспышки. Однажды Гёте спросили, был ли он счастлив за свою жизнь, и он ответил: «Да, две минуты». Эта картина об этом.

– А ты отлично чувствуешь искусство! – восхитился он по-дружески открыто и повел меня в сторону остальных картин в ряду. Мягкие правильные черты лица незнакомца, квадратный, немного острый подбородок и губы, чуть-чуть приоткрытые, словно готовые для поцелуя, не были экзотичными; я бы даже с легкостью забыла этого юношу.

– Искусство только и можно, что прочувствовать, – продолжила я. – И если ты работаешь театральной актрисой, то это просто необходимо уметь делать.

– А твоя игра востребована? Я мог бы получить билет на один из спектаклей с твоим участием.

Мы рассмеялись и, поддерживая разговор, я даже ребячески предложила ему билеты в партер. (Надо же, а мы и не знали друг друга; это и не нужно, и неважно. Знаю лишь, что мы оба не от мира сего) Все светские разговоры затихают в миг, словно сам Бог призвал к очищению здешних обитателей, ведь на импровизированную сцену на балконе вышел ведущий, но мы за обсуждением продолжаем двигаться от одной картины к другой.

– Дорогие дамы и господа! Вы слышали меня сегодняшним вечером уже неоднократно! Но сейчас я хотел бы отступить в тень и…

Пухлый мужчина с дёргающимися подбородками и, кажется, придушившим его галстуком, натянутыми пуговицами рубашки и костюма, такой, что хочется сжать, как игрушку от стресса, скачет перед публикой. Почти вся толпа, насчитывающая четыре дюжины голов за исключением двух, задрала носы и слушает на каждом из двух этажей ведущего. Однако мы с незнакомцем, всё ещё глядя на работу художника, выкидываем чужие голоса из головы и идет дальше, нечаянно сталкиваясь с другой парочкой на углу. И находим мы себя возле картины, описывающей сюжет войны.

– Она одна из моих любимых. Душераздирающая, такая интимная и чувственная. – А он был выше меня. – Боль ужасает и одновременно притягивает людей. И так было всегда.

– А как же красоты Ниццы с той аристократичной француженкой? – интересуюсь я. – Её хитрый взгляд вечно прикован к нам. Я даже и сейчас словно чувствую её глаза.

– Да, я тоже. – Он быстро оглядывается. – У меня к Франции скверное отношение. Серии портретов остальных девушек гораздо ближе сердцу. Они хотя бы не отдают настроениями публичных домов.

Его слова заглушаются чужим, громким голосом ведущего, который всё же перебивает любителя искусства.

– Но сегодняшнего вечера не было бы без нашего художника! – чуть ли не выкрикнул ведущий с большим энтузиазмом.

– Надеюсь, мы ещё увидимся. – Брюнет, любитель искусства, целует мою руку и, обходя меня, дружески проводит пальцами по плечу, отдаляясь. – Ещё увидимся.

Он скрывается в толпе, и я оборачиваюсь к сцене, поправляя голубое платье и проверяя, на месте ли серьги.

– Не было бы сегодняшнего вечера без Дилана Барннетта! Где же он?

– Я прямо перед твоими глазами, милый друг, – отвечает незнакомец, с которым я только что распрощалась, и поднимается по ступеням лестницы.

Люди отшатываются, и все взгляды теперь прикованы к нему. Предавшись мыслям оригинальным и глубоким, он сливается с окружающими в единое гармоническое целое. В свою очередь толпа приняла его, они его начали обожать. А я, в свою очередь, словила ухмылки некоторых отвлечённых зевак возле себя: «Вот она; столкнулась с художником и теперь глядит на него же»; «Довольна собой? Обратила внимание!»; «Возможно, она его подруга, знакомая», – запросто читается в расширенных, обкуренных вечером зрачках. (Забавно, ведь так?)

– И я бы хотел сказать отдельные слова благодарности одному человеку здесь. Алиша! – Имя близкой сердцу так остро врезается вслух, и я каменею. – Отсюда свет так слепит, ни черта не вижу. – В толпе проходит лёгкий смешок. – Поднимайся ко мне, Алиша!

Толпа оживает. Все оглядываются, ищут, кто же это такая. Движение откуда-то сзади, и вот Алиша выскакивает на лестницу. Доносятся аплодисменты.

– Даже и недели не прошло с момента, как я сел на самолёт в Шотландии и оказался в Орегоне. – Али поднялась и подошла к брюнету. – И Али мне помогла с таким трудным решением. Она великодушно полетела на другой конец света и даже ещё до нашей личной встречи помогла мне с организацией первой выставки в Северной Америке.