Е. Гитман - 24 секунды до последнего выстрела

Сьюзен задумалась.

– Мама обидится на меня за это?

– Ни за что. Скорее она обидится на меня, если я не прослежу, чтобы ты вовремя съела свой ланч, – и уже серьёзнее добавил: – Мама бы предпочла, чтобы ты сохранила в памяти всё, что увидела сейчас. Эти фотографии, цветы, этих людей, которые очень любят её. Знаешь… попробуй нарисовать для неё что-нибудь. А потом мы отнесём рисунок в церковь. Это будет хорошо.

– Я попробую, – сглотнув, ответила Сьюзен и сама отпустила руку Себа, чтобы протянуть ладонь няне. Неспешно они пошли прочь, о чём-то переговариваясь.

Себ, наплевав на то, что процессия и гости уже давно ушли с церковного двора, следил за Сьюзен взглядом. Только когда они с няней завернули за живую изгородь, а голос Сьюзен перестал чётко различаться, он отвернулся и тут же заметил среди надгробий Джима.

Джим обернулся, покачал головой и указал в ту сторону, куда ушла процессия. Себ кивнул и подумал, что это правильное решение – пойти к могиле, а не рисковать получить очередной сеанс психотерапии от босса.

***

Обстановка в арендованном и кое-как приведённом в порядок доме была неспокойной.

Себ чувствовал себя лишним в этой гостиной, толком не понимал, зачем его просят остаться и что хотят с ним обсуждать. Родители уезжали в Карлайл завтра. Миссис Кейл ехала с ними – но ненадолго.

Себ поговорил с ней два дня назад, и на его предложение присмотреть за Сьюзен она откликнулась с огромной радостью. Впрочем, наверное, ей самой хотелось чем-то заняться, чтобы отвлечься от тяжёлых мыслей. В общем, с ней всё было решено – и зачем они теперь сидели на диване все вместе, пили чай и говорили о погоде, было не совсем ясно. Папа настоял.

– Кхм… я… – Себ прочистил горло, но мама его опередила и заговорила первой:

– Я, пожалуй, приготовлю ужин. Басти, поможешь мне немного?

Он бросил ей благодарный взгляд и вышел следом – лучше уж чистить картошку, чем обсуждать начавшийся за окном дождь.

– Не сердись на папу, – сказала мама, закрывая дверь на кухню и подходя к раковине, где скопилась горка грязной посуды.

– Я и не сержусь, – отозвался Себ. – давай я…

Он отстранил её от раковины и принялся за монотонную работу, поглядывая, как мама раскладывает на доске кусок мяса и придирчиво его изучает.

– Он чувствует себя виноватым, – продолжила мама, словно Себ и не перебивал её, – что не готов пожертвовать всем ради Сьюзен.

– Я говорил ему…

– Как будто наш папа так часто слушает, что ему говорят, – улыбнулась мама. – Он привык заботиться о семье, брать на себя ответственность. Пока Эмили была жива, Сьюзен в нём не нуждалась, и он не переживал.

– У нас всё будет хорошо, – твёрдо сказал Себ, догадываясь, что за словами: «Папа чувствует себя виноватым», – скрывается: «Мы с ним оба чувствуем себя виноватыми, и особенно я».

Он добавил:

– Мы со Сью отлично ладим, у неё прекрасная няня, а когда вернётся миссис Кейл, вообще никаких проблем не будет, – он сделал паузу, притворившись, что увлечённо счищает жир со сковороды, – как ты думаешь, Сьюзен сможет… полностью прийти в себя?

Этот вопрос Себ задал очень тихо, хотя понимал, что плеск воды в тазу [7] В Британии вода очень дорога, и экономят её всеми способами. Никто не моет посуду под краном. Чаще используют посудомоечную машину, а если её нет, набирают таз воды, добавляют очень пенящегося мыльного средства, полощут посуду и либо вытирают насухо, либо ставят на сушилку прямо так, с мыльно-пенными разводами. В арендованном доме посудомойки нет, вот Себ и трудится. и звон тарелок и без того заглушают голос. Ему было стыдно об этом заговаривать, признаваться, что понятия не имеет, как помочь собственной дочери.

– Знаешь, дорогой… – проговорила мама тоже тихо, – даже для взрослого человека потерять родителя – это тяжело. Я до сих пор вспоминаю твоих дедушку и бабушку очень часто. И Сьюзен всегда будет помнить Эмили, и ей всегда будет больно, потому что мамы нет рядом. Просто…

– Это становится привычно, – кивнул Себ. – Хочу, чтобы она начала ходить к психологу. Я сам не люблю, когда у меня в мозгах ковыряются, но Сьюзен это может помочь.

– Тебе тоже не помешало бы, – ворчливо сказала мама, – о чём я тебе уже говорила.

– У меня всё нормально, – отозвался он, расставляя на места тарелки и производя нарочитый шум. – Переживу.

Мама выдохнула с характерной интонацией, которая во все времена расшифровывалась как: «Господи, за что мне эти двое?»