Елена Келен - В то далекое теплое лето

– Но они же разбойники, при чем здесь сенокос и урожай?

– В первую очередь они кормильцы. Ведь не известно, когда мы вернемся и вернемся ли вообще. Я для себя решил, что если и там уцелею, вот тогда и приду к отцу, как есть повинюсь и прощение просить у него буду. Даст Бог, простит, ну а нет, так хоть в глаза ему посмотреть не совестно будет.

– А если не уцелеешь?

– Значит, так тому и быть.

Но Наталья была не согласна:

– Выходит, Милорадов может не узнать, почему ты так поступил? – возмутилась она. – А ты о нем-то подумал, каково ему всю жизнь считать своего единственного сына разбойником? А через несколько столетий люди вообще забудут, кем ты был на самом деле, останется только байка, что где-то в середине восемнадцатого века в этих местах хозяйничал атаман Карецкий, который грабил купцов и князей, и при этом отличался особой жестокостью. А в качестве примера будут приводить то, как ты хладнокровно застрелил бедняжку графиню и ее суженого, единственного сына и наследника старого князя, прямо в церкви, во время венчания. Единственным сыном и наследником будешь считаться не ты, а твой двоюродный брат, человек без чести и совести, из-за которого ты и лишился всего!

– Мне нет дела до людской молвы, – глухо произнес Карецкий. – Тем более теперь, когда ты знаешь всю правду. Я много чего натворил в этой жизни, и во многом мне нет прощения, но насчет отца ты, наверное, права. Я оставлю ему письмо, на случай, если я не вернусь…

– Ну, хорошо, пусть будет хотя бы письмо, – вздохнула Климова и добавила: – Но это так, на всякий случай…

Алексей улыбнулся и притянул ее к себе, но Наталье не давал покоя еще один вопрос. Не выдержав, она все-таки спросила:

– Скажи, а тот медальон, что у тебя в шкатулке, это ведь ее портрет на нем?

Атаман кивнул.

– Мне подарила его Елена в одну из наших встреч, а я взамен отдал ей свое кольцо, то самое, с изумрудом, помнишь? Фамильная драгоценность Милорадовых.

– Конечно, помню, но как оно снова оказалось у тебя, она, что, вернула его?

– Да, вместе с тем самым злополучным письмом…

– А жемчужное ожерелье, которое ты мне подарил?

– Оно мне досталось в память от моей настоящей матери, Марьяны. А ей подарил мой отец, это тоже семейная реликвия Милорадовых. Мужчины из поколения в поколение дарят его своим избранницам. Вот и Марьяна хотела, чтобы я, когда вырасту, смог подарить его своей суженой.

– Ты должен был подарить его Елене? Но зачем же тогда отдал мне? Ведь, возможно, в своей жизни ты еще встретишь ту…

– Я ее уже встретил, – заявил атаман, перебивая Наташу. – Это может показаться странным, но, оказывается, иногда даже смерть не в силах разлучить с той, которую любишь. А я любил и всегда буду любить только одну, ту единственную, которая когда-то звалась Еленой Голотвиной.

– Что? – смешалась девушка, меньше всего ожидая услышать это от него. – Так значит, тогда, на поляне…

Она замолчала, опустив глаза. «Интересно, а что ты хотела от него услышать? Что он тебя безумно любит и готов ради тебя на все? Но если разобраться, кто ты для него такая? Обычная девчонка, вроде той розовощекой с толстой-претолстой косой. Очередная забава. Время – вот то единственное, что тебя выгодно отличает от нее и всех остальных».

– Натали, милая моя, ты не поняла меня… – спохватился Карецкий.

– Я прекрасно тебя поняла, Алеша, – стараясь быть спокойной, произнесла Наталья. – Извини, но мне пора идти.

– Выслушай меня… – атаман попытался ее удержать, но она, стараясь не смотреть ему в глаза, холодно отстранилась.

– Мои спутники будут сильно волноваться, если я не вернусь к завтраку.

Они шли босиком вдоль берега, оставляя за собой вереницу следов на песке. Ярко-красное солнце, отражаясь и бликуя в реке, клонилось к закату.

– Наташ, но тогда, если все-таки считать, что кровник – это не должник, а родственник, но тогда выходит, что я – наследник самого князя и, возможно, даже единственный, – усмехнулся Андрей.

– Выходит, что так, правда насчет единственного я глубоко сомневаюсь…

– Пускай, я согласен на все. Черт возьми, нет, ты даже не представляешь, как это здорово – вдруг почувствовать себя «вашей светлостью»… – продолжил поддразнивать ее парень. – Или правильней сказать – «вашим сиятельством»?

– Мне кажется, без разницы, ты, главное, ребятам не проболтайся, «светлейший князь», особенно Сашке, – оборвала его Климова.

– Думаешь, помрет от зависти?