Александр Седалищев - Отцова ноша

Но беда одна не ходит.

На улице тем временем смеркалось. Побелевшее от мороза солнце уже зацепило верхушки дальних деревьев. В такое время, после светлого дня, кажущегося теплым от присутствия солнца, мороз начинает чувствоваться более остро. А темень, как всегда, сперва прибирает к рукам густой лес, так что сумерки тут наступают быстрее. Вокруг избы стало ощутимо темнее, хотя небо было еще светлым. Воздух постепенно становился от мороза стеклянным, в таком воздухе звук слышен издалека.

Коноккой уложил шкуры соболей в рюкзак, сложил в мешок несколько добытых глухарей и тушку зайца, который в последние годы вообще перестал попадаться охотникам, – не то, что раньше. Многие охотники годами не могли добыть зайца и поэтому в шутку стали называть его самой драгоценной добычей.

И тут на улице снова залаяла собака. На этот раз Туйгун коротко взлаял и кинулся в сторону озерца. Не понимая, что происходит, Коноккой торопливо вышел на улицу и в тусклом свете уходящего дня увидел несущегося к избе со стороны озера огромного медведя.

Охотники – народ, готовый ко всем неожиданностям. Всегда на подобные случаи ружье держат наготове, а в местах, где слишком много такого рода опасностей, еще и загоняют патрон в патронник, чтобы не тратить время на передергивание затвора.

От неожиданности или же от испуга Коноккой напрочь забыл про визит инспектора. Рука автоматически шарила по стене в поисках карабина в то время, как глаза неотрывно смотрели на зверя. Прошло достаточно времени, прежде чем Коноккой опомнился и вспомнил, что карабина нет. Медведь уже проскочил расстояние от опушковых кустарников до того места, где привязан был Ноохой.

Ноохой отчаянно заржал. Приседая на задние ноги, он пытался порвать недоуздок, храпел и ржал одновременно, глаза от страха вылезли наружу. Коротко привязанный недоуздок не давал лошади возможности вырваться и убежать или даже хоть как-нибудь защититься.

Медведь, подбежав к лошади и не обращая внимания на лай Туйгуна и крики охотника, сразу набросился на добычу. Обхватил шею лошади передними лапами и, стиснув зубы на подбородке жертвы, стал валить ее набок. Медведь был огромный и черный. Казалось, что ростом он выше лошади. Действовал молча. Ни рычания, ни других звуков для испуга жертвы он не издавал, только какой-то внутриутробный, на очень низкой тональности звук.

Коноккой, пораженный неожиданным нападением, растерялся и, от испуга не соображая, что предпринять, хватался то за лопату, то за топор и все время кричал, не отрывая взгляда от медведя. Опомнившись и вспомнив про спрятанное ружье, он наконец кинулся в избу. Забежав туда, охотник сразу бросился под нары. Всегда казавшиеся низкими, на этот раз они не помешали поднырнуть под них. Половая доска, специально забитая маленькими гвоздями, не поддавалась, руки от волнения тряслись и никак не попадали в щель. В голове была только одна мысль: быстрее, быстрее собрать ружье. Наконец доска поддалась, рука просунулась в щель и нащупала сверток. Выдернув сверток, разодрав руки об дерево, Коноккой задом наперед выскочил из-под нары.

Одним ухом прислушиваясь к происходящему на улице, он начал с нетерпением разворачивать сверток и собирать ружье. Ствол никак не хотел становиться на место, затем цевье никак не желало пристегнуться. Наконец, закончив сборку, Коноккой кинулся к ящику с патронами. Патроны нашлись быстро. Всовывая патрон в патронник, охотник бросился к двери.

Увиденное его не остановило. Ноохой, точнее, то, что от него осталось, уже был растерзан, вокруг все было забрызгано кровью. Медведь зубами и когтями раздирал мясо, услышав стук двери, повернул окровавленную морду к охотнику. Туйгун все время носился вокруг медведя и туши лошади и лаял, но зверь даже ухом не вел на эти тщетные попытки остановить разбой. Коноккой, вперив взгляд в глаза зверя, пошел напролом. Почувствовав в руках оружие, пусть старенькое, но верное, охотник шел на медведя с твердой уверенностью отомстить. Испуга уже не было. В нем проснулся прежний Коноккой, сильный и уверенный в своих силах охотник, его единственным желанием было убить зверя. Почувствовав опасность, медведь рыкнул и резко, стоя на всех четырех лапах, повернулся в сторону человека. До медведя оставалось шесть-семь метров. Для сильного зверя это один бросок, доли секунды до жертвы.

Когда медведь вдруг встал на задние лапы и, угрожающе широко открывая пасть, прижав уши, начал рычать, Коноккой отчетливо увидел сломанные клыки, затупленные когти. Медведь-шатун, хоть и не старый, был худ, шерсть клочьями свисала со шкуры. Теперь даже огромный рост зверя и громоподобный рык уже не казались охотнику такими уж страшными. Туйгун, видя подоспевшую помощь, пуще прежнего стал лаять и хватать медведя за свисающие сзади клочья шерсти. Когда до медведя осталось два-три метра, до человека долетел гнилостный запах, вечный попутчик этого хищника. Коноккой нажал на спусковой крючок. Раздался щелчок и шипение, затем ружье выплюнуло пыж, а дробь выкатилась из ствола.