Нолан Росс - Семья. История об отцах и детях, и чужаках

Возможно, виной был тот факт, что родители (Джейк это знал) похоронили его, поверили в его смерть. А Зак был единственным, кто знал: Джейк жив.

– Почему… Почему Зак признал себя виновным? Почему сознался в моём убийстве, если этого не делал?

Сам того не заметив, Джейк оказался на пороге кухни.

– Дружок, послушай меня. Этот Зак – плохой человек. Он уже был замечен в дурных поступках.

– Но он же был не виновен тогда…

– Его жена подкупила свидетелей, Джейк. Но в любом случае: какой человек в здравом уме признается в преступлении, которого не совершал?

Ник говорил верные вещи, но отчего-то Джейк не чувствовал ощущения правдивости ни в одном из его слов, хоть и спорить не стал. Джейк смотрел на отца, который вообще ничего не сказал по этому поводу, хотя раньше осудить Зака (начиная с самого его приезда в город) было любимым делом отца. Быть может, он чувствовал вину?

Джейк не был уверен, но видел по лицу отца: сейчас он не был согласен с Ником. Но тоже, как и сам Джейк, по какой-то причине промолчал, не став спорить.

Прошло несколько дней, на протяжении которых мало что менялось.

Конечно, если сравнивать с годами в аду… Но в те адовы дни Джейк обычно и не ждал ничего особенного; он знал, что ни один из них не способен принести с собой ничего хорошего, и лишь надеялся, что очередной наступивший день не принесёт с собой ничего особенно ужасное – уж лучше смертельное.

Но вот теперь… Знатоки в лице врачей, которые работали с Джейком, называли это адаптацией. Говорили, мол, это естественно – привыкать к новым условиям; говорили, что наступит обязательно момент, когда возвращение домой откликнется где-то в подсознании, в сердце, и Джейк позволит себе ощутить наконец тот факт, что все эти изменения – никакие изменения, а то, как Джейк действительно должен был провести почти десяток лет: на свободе, дома, среди вещей, мест и людей, которых знал.

Но вот дни шли, а Джейк ощущал, словно ему становится хуже. Возможно, дело было в ожиданиях, которые принесла с собой свобода? Ожидания, которых Джейк ждал. Главным из которых был приезд мамы, застрявшей из-за погодных условий в Австралии по работе.

Мама была будто бы тем самым кусочком пазла, который бы сумел восстановить наконец не только их семью, но собрать воедино и самого Джейка, который чувствовал, будто разваливается на куски в этой обрушившейся на него свободе.

И это было так неправильно, учитывая, что целых семь лет он смог прожить, не лишиться рассудка, смог выжить. Казалось, всё это должно было сделать Джейка сильнее. Но так не было.

На этой свободе Джейк разваливался на куски, и ничего не мог с этим поделать, совершенно не в силах понять причину этого. Будто именно стены того проклятого подвала, стены его клетки сделали его не сильным, а просто напросто своею теснотой, замкнутостью, словно надёжный каркас, словно опора – держали Джейка воедино, не давая рассыпаться.

Джейка по-прежнему опрашивали, стараясь составить всю картину, чтобы иметь возможность где-то углядеть хотя бы крошечные зацепки, способные привести к личности преступника. Джейк не испытывал особых трудностей в том, чтобы рассказывать о своём пребывании в плену или отвечать на какие-то вопросы: все эти разговоры были о привычных, знакомых, пусть и ужасных вещах. К тому же защитный механизм в виде кокона справлялся со своей задачей хорошо: Джейк словно говорил не о себе, словно рассказывал чью-то историю.

Такой же кокон, думал Джейк, не помешал бы и отцу, едва сдерживающему своим эмоции на допросах. Особенно боль.

Джейк чувствовал, как в эти минуты и после он становится ещё более чужим для отца, для Ника, но у него не было другого выхода, как превратиться в подобие эмоционального зомби, лишь бы не упасть в омут произошедшего с ним: Джейку хватало и страшных снов.

Как ни странно, его младшая сестра среди всех (Ника и отца или коллег отца, которых Джейк знал с детства) казалась Джейку тем, с кем он мог не чувствовать себя пришельцем, самозванцем: Холли не знала его прежде, и ни одно из её возможных ожиданий не могло обрушиться. Ведь не ей подсунули вместо знакомого и любимого брата какую-то изломанную подделку.

Джейк ни разу не ловил её взгляд, в котором можно было бы прочесть сомнения, страхи или сравнительный анализ в попытке понять, осталось ли что-то от того десятилетнего мальчика? Есть ли шанс восстановить его первоначальную версию?

– Папа смотрел на меня так, когда я упала с качелей.