Нолан Росс - Семья. История об отцах и детях, и чужаках

Нельзя сказать, что служба была такой уж особенной или угощения – после. Поверь, я бывал на многих, и это далеко не верх изящества. Драка над гробом тоже не украсила это мероприятие. Хотя зевакам будет что рассказать по возвращении домой. Но всё же похороны… имели свою изюминку. Учитывая, что каждый знал: гроб, на который они кладут цветы, а после – швыряют комья земли – пуст. Звук от удара был особенно жутким. Бам, бам, бам! В какой-то момент я даже поморщился – уж слишком оглушающе.

– Но в этот холодный и ветреный день всё же был закопан в землю не такой уж и пустой гроб. Знаешь, что там было, а? Вместо твоего маленького тельца? Запомни этот день, дружок. Ведь сегодня умерла и была похоронена твоя надежда. Поэтому… будь добр: прекрати хныкать и кричать, что твой дорогой тебя найдет! Я принёс ещё одно одеяло. Ведь, как я и сказал: на улице сегодня холодно.

Каждая вереница шагов была подобна прибою. Была подобна волнам, что попеременно накрывали всё существо: то болью, то чувством свободы, то усталостью, от которой хотелось навзничь упасть на землю и больше никогда не подниматься; то напоминанием того, к чему ведёт каждый, сделанный с таким трудом шаг – к цели. Той самой, которая и помогла начать этот опасный путь. Той самой, которая и сделала эту дорогу домой вообще возможной.

Мог ли Джейк мечтать о большем? Мог. Джейк мечтал, что чтобы по трассе, вдоль которой он держал свой путь, проехала хоть одна машина в столь позднее время, и чтобы эта машина, не принадлежала тому, кто, наверняка, уже шёл по его следу; Джейк мечтал, чтобы звуки, раздававшиеся из глубины леса, по краю которого он шёл, чувствуя, как острые ветви и хвоя впиваются ему в босые ноги… Чтобы эти звуки в ночном лесу не принадлежали Ему.

Но со всех сторон Джейк будто кожей чувствовал Его взгляд, следящий, выжидающий, заинтересованный, свирепый – это был самый настоящий взгляд Зверя, притаившегося и наслаждающегося очередной возможностью охоты на того, кого уже однажды так удачно сумел поймать.

И, наверное, именно ощущение этого взгляда, чувство, что Зверь может быть рядом, и заставило Джейка в какой-то момент повернуть к дороге, а, едва из-за поворота показались первые проблески света фар, Джейк понял, что готов выйти на дорогу, готов рискнуть.

Только вот Зверь – готов не был.

Машина приближалась, и Джейк побежал. Внезапные силы овладели всем его телом, давая шанс на желанное спасение. С губ почти сорвался призывный крик, руки взметнулись, чтобы привлечь внимание того, кто был за рулём… А уже в следующую секунду грубая и знакомая рука обхватила его сзади, зажав рот, а сильное ненавистное тело повалило Джейка на землю.

Время словно остановилось. Джейк видел, как проезжает мимо машина, как удаляется свет её фар, который ещё несколько мгновений назад казался спасительным – это удалялась надежда. Тот, кто прижимал его сейчас к земле, прихлопнул эту надежду, словно жалкое насекомое. И Джейку лишь оставалось надеяться, что этот человек за сегодняшнее непослушание прихлопнет и его самого. Лишь бы не возвращаться обратно. В ад.

Тогда, лёжа на сырой земле, чувствуя вес своего мучителя, чувствуя, как из глаз текут слёзы, Джейк ещё не знал, насколько близко он был к спасению. Ведь за рулём той машины был не просто какой-то возможный его спаситель – это был его отец.

«Я потерялся».

Коп, раскрывший когда-то столько дел, собравший столько улик, разыскавший столько преступников, украденных вещей, мест преступлений… Человек, обученный искать и находить, потерял сам себя. Смешно? Наверное, да.

А извилистая, незнакомая Эндрю Брамсу дорога и не желающий работать в этой местности «джи-пи-эс», будто в насмешку, только усугубляли положение, желая в очередной раз доказать шерифу его бесполезность и беспомощность.

А быть может, что-то извне желало помочь ему найти дорогу из тёмных глубин самого себя, где Эндрю пребывал последние почти семь лет слишком часто. Он там жил.

Жил и ходил по размытому лабиринту памяти произошедших событий, крупица за крупицей стараясь собрать по кусочкам карту, которая помогла бы ему найти самое главное сокровище – единственное, что имело для него смысл – своего сына. В реальном мире Эндрю лишь существовал. Пусть и причины отпустить сына и жить дальше с каждым годом становились всё весомее.

В полиции он хоть и работал, но добровольно снова и снова пытался понизиться в звании: роль шерифа требовала намного большей отдачи, нежели Эндрю мог дать. Ведь всю её до крупицы – все свои силы – день за днём он тратил лишь на одно единственное дело, которое за эти годы успело сделать Эндрю в глазах многих людей одержимым, сошедшим с ума от горя.