Либба Брэй - Логово снов

Ему надо вылечить эту женщину. Надо ее разбудить.

Но стоило ему снова сосредоточиться, как визгливый голос раздался отовсюду сразу:

– Кто смеет тревожить мой сон? Я превращу твою жизнь в кошмар …

Тепло сейчас же куда-то испарилось; холод побежал по жилам. Мемфис попробовал разорвать связь, но не смог. Что-то держало его, сильное, как подводное течение, – он попробовал бороться, но тщетно. Велосипед, поле, солнце – все пропало; теперь кругом было темно, и он не мог двигаться. Где же он? Далеко, сквозь крошечное световое окошко проглянула железнодорожная станция. Вот только что она была красивой, а в следующее мгновение обратилась в покрытую грязью развалину.

Мемфис все еще пытался вылечить миссис Каррингтон, связь между ними была цела – и он чувствовал то, что чувствовала она. Ее разум отчаянно пытался вернуться назад, в счастливые времена, c зеленой травой и синим велосипедом; ее желание зубастым голодом вгрызалось ему в нутро, обещая никогда не знать утоления. А еще Мемфис ощущал, что сон высасывает ее жизненную силу – а значит, чтобы ее исцелить, нужно будет оборвать этот сон. Но как?

Проснитесь, миссис Каррингтон , подумал он. Есть люди, которые хотят, чтобы вы вернулись. Проснитесь!

Свирепый рык прервал его; концентрация полетела к чертям. Что это за звук? Тьму разорвали зеленые вспышки. Какая-то фигура приближалась к нему… На ней было длинное платье и вуаль. Сердце миссис Каррингтон припустило вскачь, и Мемфисово вслед за ним. Тоннель затопил ужасный шум. Призрачная фигура подходила все ближе, и Мемфис чувствовал в ней страшный гнев и горе, недоступные его исцелению.

– Кто вторгается в мои сны? – вскричала женщина, а потом ее глаза загорелись узнаванием и странным восторгом. – О, сколько в тебе жизни! Больше, чем во всех них. Ты сможешь кормить мои сны долго-долго… посмотри со мной этот сон !

Ее губы пали на его, высасывая жизнь из тела, – и одновременно поцелуй обещал все, о чем он когда-либо в жизни мечтал! Надежды стаями полетели перед внутренним взором: вот Мемфис и Тэта сидят рядышком на солнце под лимонным деревом; у него на коленях пишущая машинка. Вот Исайя смеется, а маленький пес прыгает за мячиком. Вот мама развешивает стираное белье и улыбается сыновьям, а папа курит трубку и читает газету. Мемфис воспротивился сну, и его сменили кошмары: солдаты, разорванные пополам… мама в кровати, где она умерла, от нее уже почти ничего не осталось… какой-то страшный лес, и человек в высоком цилиндре протягивает ему руку, а на ладони горит глаз и под ним молния…

– Мы… c тобой… Едины…

Он отвернулся от всего этого ужаса и кинулся обратно, в счастливый сон.

Мемфис открыл глаза. Желтое, как масло, солнце озаряло шикарный городской особняк. Дверь отворилась, и дворецкий пригласил его внутрь.

– Добрый вечер, мистер Кэмпбелл. Взять ваше пальто? Все так ждут услышать вас сегодня.

Он подал Мемфису программку: «Мисс Алелия Уокер представляет новые стихи Мемфиса Джона Кэмпбелла».

– Совсем как Лэнгстон Хьюз. Вы сделали это, мистер Кэмпбелл.

Дворецкий остановился перед второй дверью и широко ему улыбнулся.

– Не желаете ли войти, сэр?

Последнее сопротивление оставило его. Сейчас он хотел только одного – чтобы перед ним открыли эту дверь и он вошел.

– Да. Да, желаю. Спасибо.

И вторая дверь распахнулась. Он вступил в роскошную гостиную, элегантная публика встретила его аплодисментами. Овации нарастали – о, только бы они никогда не кончались! Он растворялся в этой комнате, в этой радости, в этой любви. Тэта посылала ему с первого ряда воздушный поцелуй. Великая Алелия Уокер, патронесса поэтов, писателей, художников Гарлема, раздвинула занавес, и его глазам предстал стол со стопками книг, каждая из которых несла на корешке его, Мемфиса, имя.

– Моя книга, – прошептал Мемфис, расплываясь в улыбке.

С верхней полки книжного шкафа ворона что-то сердито орала ему.

– Лети прочь, птица, – сказал ей Мемфис. – Это мой вечер.

Переведя взгляд обратно на стол, он увидал позади него жерло длинного темного тоннеля.

– Вы же не хотите заставлять их ждать, мистер Кэмпбелл? – произнесла Алелия Уокер; ее рука грозила вот-вот уронить занавес, отсекая его, навеки отделяя его от…

– Нет, мэм, – сказал Мемфис.

Снова раскатился утробный гул. Теперь он был гуще, ниже, почти как гнездо рассерженных ос. Улыбающаяся публика наступала на него.

– Посмотри этот сон вместе с нами … – шептала она, тесня его вглубь, к столу с книгами и ждущей за ним голодной тьме.