Ларс Кеплер - Гипнотизер

Эва Блау, подумал Эрик. Он знал, что совершил ошибку, согласившись лечить ее, знал с самого начала.

Это было много лет назад. Он тогда практиковал гипноз как мощную эффективную терапию. Эва Блау. Имя из другого времени. Он еще не покончил с гипнозом. Еще не пообещал, что никогда больше не будет гипнотизировать.

Он так истово верил в гипноз. Ведь он видел: если пациентов гипнотизировать в присутствии других пациентов, то посягательство на запретное, нарушение закона и ощущение своей неправильности у них будут не так крепко связаны. Станет труднее отрицать вину и проще лечить. Вина будет разделена, границы определений “преступник” и “жертва” размоются. Человек перестанет винить себя за произошедшее, если окажется в одной комнате с другими людьми, пережившими то же самое.

Почему Эва Блау стала его пациенткой? Теперь он уже не мог вспомнить, каким заболеванием она страдала. Он видел столько чудовищных судеб. К нему приходили люди с разрушенным прошлым – часто агрессивные, всегда испуганные, навязчивые, страдающие паранойей, нередко увечившие себя и имеющие за плечами попытки самоубийства. Многие входили и останавливались перед ним, и лишь тонкая стеночка отделяла их от психоза или шизофрении. С этими людьми систематически жестоко обращались, их мучили, унижали, они теряли своих детей, их подвергали инцесту, насиловали, они оказывались свидетелями всевозможных гнусностей, иногда их даже принуждали участвовать в этих гнусностях.

“Что же она украла? – спросил себя Эрик. – Я обвинил ее в воровстве, но что именно она украла?”

Так ничего и не вспомнив, он поднялся, сделал несколько шагов, остановился и закрыл глаза. Было что-то еще, но что? Имело ли это отношение к Беньямину? В тот раз он объяснил Эве, что может подыскать ей другую группу терапии. Почему он никак не вспомнит, что случилось? Угрожала она ему или нет?

Эрику удалось выудить из памяти лишь одну из первых встреч здесь, в кабинете: Эва обрила волосы и накрасила только глаза. Села на диван, расстегнула блузку и деловито продемонстрировала ему свою белую грудь.

– Вы были у меня дома, – сказал Эрик.

– Вы были у меня дома, – ответила она.

– Эва, вы рассказывали о своем доме, – продолжал он. – Проникнуть в чужой дом – это совсем другое.

– Я не проникала в чужой дом.

– Вы разбили окно.

– Камень разбил окно.

Ключ остался торчать в сейфе для документов, деревянные переборки прогнулись, когда Эрик опустил крышку и принялся рыться в бумагах. Где-то здесь, подумал он. Я знаю, что здесь есть что-то, связанное с Эвой Блау.

Когда его пациенты по той или иной причине действовали не так, как ожидалось, когда они выходили за рамки своего состояния, Эрик обычно собирал касающиеся их материалы в сейф – до тех пор, пока не разбирался в природе отклонения.

Это могли быть заметки, наблюдения или какой-нибудь забытый предмет. Эрик откладывал в сторону бумаги, блокноты, клейкие листочки и квитанции с пометками. Выцветшие фотографии в пластиковых папках, внешний жесткий диск, несколько ежедневников, сохранившихся с тех времен, когда он верил в абсолютную откровенность между пациентом и врачом, рисунок, сделанный ночью пережившим травму ребенком. Несколько кассет и видеокассет с лекциями, записанные в Каролинском институте. Книга Германа Броха, испещренная пометками. Руки Эрика замерли. Внезапный зуд в кончиках пальцев. Видеокассета была обернута в бумагу, схваченную коричневой резинкой. На обороте значилось только: “Эрик Мария Барк, пленка № 14”. Он сорвал бумагу, направил свет и узнал свой собственный почерк: “Вороний замок”.

Ледяной ветер дунул в спину, пробежал по рукам. Волосы зашевелились; Эрик вдруг услышал, как тикают часы у него на руке. В голове гудело, сердце быстро колотилось; он сел на стул, опять глянул на пленку, дрожащими руками снял телефонную трубку, позвонил на вахту и попросил принести ему в кабинет видеомагнитофон. На негнущихся ногах подошел к окну, раздвинул пластинки жалюзи и постоял, рассматривая мокрый снег, покрывающий внутренний двор. Косо и медленно падали тяжелые снежинки, опускались на окно, теряли цвет и таяли на теплом стекле. Эрик сказал себе: скорее всего, это случайное совпадение. Но в то же время он понял, что несколько элементов головоломки, вероятно, подходят друг к другу.

Всего два слова на бумаге – “вороний замок” – оказались настолько сильными, что вернули его в прошлое. Во времена, когда он еще занимался гипнозом. Он понял это. Против воли он должен подойти к темному окну и попытаться разглядеть, что скрывается за отражениями, которые создало время.