Ларс Кеплер - Гипнотизер

Наверное, сложного объяснения тому, почему Эрик стал врачом, не существовало. Он никогда не хотел быть никем другим, не представлял себе иной жизни. Помнил дождь в первый день летних каникул, помнил, как поднимали флаг, пели летние песни… Эрик всегда учился на отлично по всем предметам – этого от него ждали родители. Мать частенько говаривала, что шведов избаловали, что они воспринимают свое благополучие как нечто само собой разумеющееся, тогда как оно, скорее всего, не более чем маленькое историческое примечание в скобках. Она считала, что система с бесплатной медициной и стоматологией, бесплатными яслями и детскими садами, бесплатными школами и бесплатными университетами может рухнуть в любой момент. Но сейчас самый обычный юноша, самая обычная девушка могут выучиться на врача, архитектора или доктора экономических наук в любом университете страны, и им не потребуются для этого состоятельные родители, специальные стипендии или подаяние.

Осознание этих возможностей было преимуществом, окружавшим Эрика золотым сиянием. Оно давало ему выигрыш во времени и жизненную цель, а также некоторое юношеское высокомерие.

Эрик вспомнил, как он, восемнадцатилетний, сидел на диване в Соллентуне, любуясь на аттестат с высшими отметками, и вдруг бросил взгляд на небогатую комнату. Книжные полки с безделушками и сувенирами, фотографии родителей в мельхиоровых рамках – конфирмация, свадьба, пятидесятилетие – в окружении десятков изображений их единственного сына, от пухлого младенца до усмехающегося юнца в костюме с узкими брюками.

В комнату вошла мать и протянула ему бланки заявлений для тех, кто хочет получить медицинское образование. Она, как всегда, оказалась права. Явившись в Каролинский институт, он словно пришел домой. Выбрав специализацией психиатрию, Эрик понял, что профессия врача подходит ему даже больше, чем он думал. После стажировки, восемнадцати месяцев работы терапевтом (необходимых для того, чтобы Управление социального обеспечения и здравоохранения выдало медицинскую лицензию), Эрик работал в организации “Врачи без границ”. Он оказался в Чисимаиу, к югу от Могадишо, в Сомали. Это было горячее время для полевых госпиталей, оснащение которых состояло из забракованных в Швеции больничных материалов, рентгеновских аппаратов шестидесятых годов, просроченных медикаментов, ржавых грязных коек из закрытых или перестраиваемых больничных отделений. В Сомали Эрику впервые пришлось иметь дело с людьми, пережившими тяжелые травмы. Апатичные дети, которые больше не хотели играть; подростки, которые лишенным всякого выражения голосом рассказывали, как их принуждали к совершению чудовищных преступлений; женщины, с которыми обращались настолько скверно, что они не в состоянии были говорить и лишь уклончиво улыбались, не поднимая глаз. Эрик понял, что хочет помогать людям, чьи права бессовестно нарушались, чьи муки длились, хотя истязатели давным-давно исчезли.

Эрик вернулся домой и в Стокгольме выучился на психотерапевта. Но лишь начав специализироваться в психотравматологии и психиатрии катастроф, он столкнулся с разными теориями гипноза. В гипнозе его привлекала оперативность, скорость, с какой психолог может добраться до причин травмы. Эрик понимал, насколько это важно, когда приходится работать с жертвами войны или природных катастроф.

Он обучился основам гипноза в Европейском обществе клинического гипноза, вскоре стал членом Общества клинического и экспериментального гипноза, Европейского совета медицинского гипноза, Шведского общества клинического гипноза. Долгое время переписывался с Карен Олнесс, американским педиатром, чьи революционные методы гипнотизирования хронических больных и страдающих от сильных болей детей до сих пор впечатляли его больше всего.

Пять лет Эрик проработал в Красном Кресте в Уганде с людьми, пережившими травму. В этот период у него совсем не было времени, чтобы пробовать и развивать приемы гипноза. Случаи всегда бывали ошеломительно тяжелыми, почти всегда речь шла о том, чтобы обеспечить необходимую помощь. За все это время Эрик прибегал к гипнозу с десяток раз и только в простейших случаях, чтобы снять боль при повышенной чувствительности или для первичной блокады устойчивых фобий. В последний угандийский год ему пришлось долго биться с девочкой, которую запирали в комнате, потому что она кричала не переставая. Католические монахини-медсестры рассказали, что девочка ползла по дороге, ведущей из трущоб к северу от Мбале. Монахини решили, что девочка принадлежит к народности багису, так как она говорила на языке лугису. Девочка не спала ни единой ночи, беспрерывно крича, что она ужасный демон с огненными глазами. Эрик попросил монахинь открыть дверь в комнату, где лежала девочка. Едва увидев ее, он понял, что ребенок страдает от острого обезвоживания. Когда он попытался дать ей попить, она завыла, словно ее обжег один вид воды. Ребенок катался по полу и вопил. Эрик решил применить гипноз, чтобы успокоить малышку. Одна из монахинь, сестра Марион, переводила его слова на букусу, который девочка понимала. Погрузить малышку в гипноз оказалось легко. Всего через час она изложила все, что составляло ее психическую травму. Автоцистерна, вышедшая из Джиньи, двигалась по Мбали-Сороти-роуд, к северу от трущоб. Тяжелая машина перевернулась и упала в глубокий придорожный ров. Из пробоины на землю хлынул чистый бензин. Девочка бросилась домой и рассказала своему дяде, что бензин просто уходит в землю. Дядя побежал туда с двумя пустыми канистрами. Когда девочке удалось догнать его, вокруг цистерны уже собралась толпа. Все набирали ведрами бензин из канавы. Стоял ужасный запах, светило солнце, было жарко. Дядя махнул девочке, подзывая ее. Она взяла первую канистру и потащила домой. Канистра была страшно тяжелой. Девочка остановилась, чтобы поставить ее на голову, и увидела какую-то женщину в голубом покрывале, стоявшую возле цистерны по колено в бензине и наполнявшую бутылочки. Дальше, по дороге к городу, девочка заметила человека в желтой камуфляжной рубахе. Он шел, держа в зубах сигарету, и когда он затянулся, все вдруг вспыхнуло.