Герман Макнейл - Черная банда. Серия «Мир детектива»

– Чертовски неловко, когда там полиция.

Крупный мужчина, сидевший за рулем, задумчиво хмыкнул.

– Возможно, – ответил он. – Возможно, и нет. В любом случае, чем больше народу, тем веселее. Флэш Джим в порядке?

– Спит, как ребенок, – ответил другой, заглядывая в кузов машины.

Около десяти миль они ехали молча, затем на главном перекрестке машина остановилась, здоровяк вышел.

Вторая машина ехала сразу за ними, и в течение нескольких минут между ним и другим водителем шепотом шел разговор. Предводитель взглянул на Заболева и Уолдока, которые, казалось, мирно спали на заднем сиденье, и мрачно улыбнулся.

– Спокойной ночи, старина. Докладывай, как обычно.

– Хорошо, – ответил водитель. – Пока.

Вторая машина повернула направо на север, а предводитель стоял, наблюдая за исчезающими задними фарами.

Затем он вернулся на свое место, и вскоре показались первые дома внешнего Лондона. Когда они доехали до Уайтчепела, предводитель снова заговорил с ноткой сдерживаемого волнения в голосе.

– Мы беспокоим их, сильно беспокоим. Иначе они бы никогда не послали Заболева. Он слишком большой человек, чтобы так рисковать, учитывая, что им интересуется полиция.

– Вот полиция меня и беспокоит, – сказал его спутник.

Здоровяк рассмеялся.

– Предоставь это мне, старина; предоставь это полностью мне.

Сэр Брайан Джонстон откинулся на спинку стула и, нахмурившись, уставился в потолок. Его руки были глубоко засунуты в карманы брюк, а длинные ноги вытянуты вперед во всю длину под большим столом с выдвижной крышкой. Из соседней комнаты доносился монотонный стук пишущей машинки, и спустя некоторое время сэр Брайан закрыл глаза.

Через открытое окно доносился шум лондонского уличного движения – успокаивающий звук, способствующий сну у тех, кто хорошо пообедал. Но это не относилось к человеку, откинувшемуся на спинку стула. Обед сэра Брайана всегда был скудным, и вовсе не желание спать заставило начальника следственного департамента закрыть глаза. Он был озадачен, и причиной тому был отчет, лежавший перед ним на столе.

Минут десять он оставался неподвижным, затем наклонился вперед и коснулся электрического звонка. Мгновенно пишущая машинка умолкла, и в комнату быстро вошла девушка-секретарь.

– Мисс Форбс, – сказал сэр Брайан, – выясните, здесь ли старший инспектор МакАйвер. Если да, я хотел бы увидеть его немедленно; если нет, проследите, чтобы он получил мой вызов, как только войдет.

Дверь за девушкой закрылась, а через минуту или две мужчина поднялся из-за стола и начал расхаживать по комнате длинными, ровными шагами. Время от времени он останавливался и смотрел на какую-нибудь гравюру на стене, но это был невидящий взгляд человека, чьи мысли заняты другими делами.

Затем он встал, глядя в окно, и стал высказывать свои мысли, не сознавая, что говорит вслух:

– Черт возьми, МакАйвер – не фантазер. Он менее всех наших склонен к фантазированию. И все же…

Его глаза снова обратились к столу, на котором лежал отчет инспектора МакАйвера, вызвавший его инструкции секретарше. Это был отчет об очень странной истории, произошедшей прошлой ночью; через некоторое время сэр Брайан взял отпечатанные листы и снова просмотрел их. Он все еще стоял у письменного стола, лениво перелистывая страницы, когда в комнату вошла секретарша.

– Старший инспектор МакАйвер здесь, сэр Брайан, – объявила она.

– Попросите его войти, мисс Форбс.

Инспектор соответствовал высказанной мысли своего начальника – менее склонного к фантазированию человека трудно было бы представить. Суровый шотландец с квадратной челюстью, он выглядел как один из тех людей, для которых Священное писание было Священным писанием только в той мере, в какой это можно было доказать. Он был невысоким и коренастым, а его физическая сила вошла в поговорку. Но пара добродушно мерцающих глаз противоречили грубому голосу. На самом деле, грубый голос был специально отработан, хоть никого и не обманывал; его дети подражали ему с огромным удовольствием, хоть он и старался выглядеть свирепым, когда они это делали. Короче говоря, МакАйвер, проницательный и безжалостный при исполнении служебных обязанностей, являлся добрейшим из людей. Но фантазером он определенно не был.

– Что, черт возьми, все это значит, МакАйвер? – спросил сэр Брайан с улыбкой, когда дверь за секретаршей закрылась.