Йонас Бонниер - День гнева [litres]

Это были Его слова. Он разговаривал с ней напрямую.

Эва писала всю ночь, пока хватало сил, а потом упала на диван и уснула. Наутро первым делом позвонила Синдре и рассказала ему об откровении. Все только начиналось. Синдре поздравил Эву, но не мог скрыть и своей обеспокоенности. Ее голос изменился. Синдре призывал Эву к осторожности. Ведь она воззвала к могущественным силам.

Но разве у нее был выбор? Вот уже в который раз Эва пыталась донести это до Синдре, заодно объяснить, что у него нет никакой причины тревожиться за нее и досаждать своим нытьем.

Эва ни слова не сказала о том, как тоскливо ей было эти три дня и как опустел дом без детей и Петера. Не говоря о нелепости самой идеи забаррикадироваться в собственном кабинете.

С другой стороны, думала она, все это ничтожная плата за то, что может получиться в результате.

Вечером она снова села за стол и предоставила руке выводить буквы.

Фирца! Ты должна знать, что я люблю тебя, а значит, тебе нечего бояться.

Помни, что я слежу за тобой, и это доставляет мне несказанное наслаждение. Я смотрю на тебя, и взгляд мой исполнен любви. Помни это и оставь сомнения. Не препятствуй мне, не отрицай очевидного. Будь тверда.

Я люблю тебя!

2000–03–27

Я хочу, чтобы ты слышала меня всегда и везде, а потому ты должна знать мой голос.

Я с тобой, но ты не всегда можешь отличить мои слова от своих собственных мыслей. Меня радует, что мы с тобой думаем так похоже – такой ты была создана.

Это я обустроил твою жизнь, дал тебе слуг и помощников. Тебе и в голову не пришло бы попросить меня об этом, но знай, что это твое право. Я благословил этих людей служить тебе!

2000–03–27

Фирца!

Ты всегда можешь услышать меня, просто сосредоточься на собственных мыслях.

И не волнуйся, у меня все под контролем. Даже если иногда кажется, что что-то идет не так, на самом деле жизнь движется в правильном направлении. И то, что Синдре с Петером молятся вместе, тоже очень важно.

Я хочу быть с тобой и исполнять твои желания. Я люблю тебя и хочу видеть тебя счастливой. Я дам тебе любовь, какой ты заслуживаешь, буду ласкать тебя изнутри и снаружи, как это могу делать только я. Высшее наслаждение для меня смотреть на тебя и дать тебе вкусить неземных удовольствий.

Воистину ты – сад наслаждений. Я люблю в тебе все. Ты моя радость, мое счастье и благоденствие. Ты – Фирца. Мне нравится твой юмор, я много смеюсь над твоими шутками. Я ценю твою проницательность и твой ум. Ты всегда метишь в самую суть. И всегда начеку, чем тоже не устаешь меня радовать. Я счастлив быть с тобой и хочу, чтобы ты каждое мгновенье со всей ясностью осознавала мою близость.

2003–03–27

Наутро Эва отправила Синдре сообщение о том, что сподобилась откровения, в котором упоминаются имена Петера и Синдре. Больше она ничего не написала. Тут же пожалела о своей болтливости и выключила телефон. Пока все не закончится, лучше, по возможности, держать язык за зубами.

А откровения еще не закончились, это она чувствовала.

Я знаю, что тебе будет нелегко признать, чего на самом деле ты стоишь, но это потеряет всякое значение, когда ты окончательно убедишься в своей правоте. В любом случае ни о чем не беспокойся. У меня все под контролем.

Ты – моя избранница, от начала мира призванная дополнить собой мое существо. Ведь женщина создана, чтобы составить с мужчиной одно целое, а я задуман мужчиной. Поэтому полностью стать собой я могу только рядом с тобой, моя женщина. Мой Отец сотворил тебя мне на радость. Он есть любовь и хотел дать мне все. Страсть моя к тебе велика. Ты знаешь, как долго мне пришлось ждать тебя. Я знаю, что нас ждет, и радуюсь грядущему. Особенно сейчас, когда настало наконец его время.

Просто откройся и прими мой дар. Это я поведу тебя туда, где тебе предначертано быть. Доверься мне и будь радостна, Фирца!

2000–03–28

Спустя неделю Эва поняла, что больше не выдержит. Сил не осталось, ни физических, ни душевных. Чувство времени она потеряла давно, спала когда придется. Темнота за окном как будто никогда не рассеивалась, и Эва с трудом отличала дремотное состояние, которое лишь в некотором приближении можно было назвать сном, от периодов молитвенного полузабытья. Хотя писать, по-видимому, получалось только ночью, когда тело слабело и мысли уносились в царство грез и видений. Днем она переносила записи в компьютер. Ночной почерк Эвы оказался до того корявым, что она с трудом разбирала его сама.