Йонас Бонниер - День гнева [litres]

«Тоже мне звезда», – подумал Синдре.

Но таков Петер Скуг. Ему было шестнадцать, когда Эва переехала в Кнутбю из Уппсалы, где ее, так или иначе, отстранили от церковной деятельности. Оба Скуга, отец и сын, сразу влюбились в красивую, харизматичную пасторшу, вскоре ставшую лидером местной Филадельфийской общины.

Эва предпочла Петера, и уже год спустя весь Кнутбю знал, что они спят друг с другом. Петеру удалось воплотить в жизнь исконную мальчишескую мечту – быть соблазненным зрелой женщиной. Это создало ему качественно новый статус среди сверстников, как если бы он купил «БМВ» или прыгнул в высоту больше чем на два метра. Но он был Петер Скуг, который делил постель с самым желанным пастором в мире. Это ли не причина для зависти?

Вторую половину игры Синдре провел в беспрерывных разговорах по мобильному, и ничто на свете не могло отвлечь его от этого занятия. Матч закончился со счетом «один-один», то есть вопрос о худшей команде в турнирной таблице откладывался до следующей встречи.

Потом они пошли домой и неожиданно оказались с Синдре одни на проселочном шоссе. Петер понял, что час настал.

Как и все в Кнутбю, он любил Кристину Форсман, но быстро заметил ее равнодушие к библейским штудиям мужа, равно как и к жизни общины в целом. Кристина дистанцировалась от церкви, и при желании это можно было истолковать как недостаток веры. «Она не имеет Иисуса в сердце», – именно так и говорили люди.

Но разве в Иисусе было дело? Синдре рассказывал, что Кристина не утонула. Причиной смерти стал пролом черепа в результате удара головой о смеситель, разве не странно?

– Как ты справляешься? – спросил Петер. – Ну… я имею в виду с детьми и вообще…

Синдре потребовалось несколько секунд, чтобы уяснить суть вопроса, потом его лицо посерьезнело.

– Помаленьку, – ответил он. – В сущности, смерть означает освобождение, и мы не должны забывать об этом.

– Да, конечно, – кивнул Петер. – Но когда это случается так неожиданно…

Тут Синдре, по расчетам Петера, должен был заметить, что для него смерть Кристины не стала такой неожиданностью, как, наверное, кажется многим, и рассказать про вещие сны. Но он почему-то не стал этого делать, просто продолжал шагать вдоль шоссе.

Петер растерялся. Его интерес к вещим снам Синдре основывался не на одном только любопытстве. Он был женат на Эве с восемнадцати лет и не мог пожаловаться на то, что ему с ней скучно. Или нет, их брак был все-таки довольно скучен, но вовсе не так уж плох. Тем не менее мысль о том, что сон может воплотиться в нечто чудесное, вроде возвращения жены к Господу, представлялась Петеру заманчивой. Ведь то, что случилось с Синдре Форсманом, могло произойти с каждым.

Так рассуждал Петер Скуг. Оставалось придумать, каким образом воплотить сон в действительность.

Когда спустя несколько дней после матча Синдре позвонил в дверь Эвы, первой ее мыслью было, что он опять пришел плакаться и уговаривать ее бросить мужа. Далее, заметив необычную взволнованность гостя, Эва решила, что у Микаэлы не хватило духу удержать язык за зубами, и она успела оповестить Синдре, как Эва Скуг уговаривала ее выйти за него замуж. Эва набрала в грудь побольше воздуха и выдохнула.

Времени было половина восьмого вечера, но Петер еще работал. Он нанялся экспедитором в фирму с головным офисом в Йевле, и его рабочее время зависело от наличия заказов и доступности автомобиля. По расчетам Эвы, в тот вечер он должен был колесить где-то в окрестностях Эстерсунда. Или Сундвалля – сколько миль он наездил с тех пор, как она перестала следить за его маршрутами?

– Можно войти? – прервал ее мысли Синдре.

И переступил порог, прежде чем она успела ответить.

Дети были с няней, а Эва уединилась в комнате, которую называла своим кабинетом. Там стоял письменный стол без ящиков, книжный шкаф возле окна с наваленными на полки папками, картами и книгами. Но только это и напоминало о работе. Эве давно надоели эти обои и подобранные им в тон диванные подушки. Необходимость обновить обстановку назрела и перезрела, но в приоритете каждый раз оказывались более неотложные дела.

Тем более что старое кресло с голубой вельветовой обивкой Эве все еще нравилось. Его приобрели в семидесятые годы на блошином рынке, и с тех пор оно верой и правдой служило в доме Скугов. В нем так удобно было устроиться с ногами, особенно долгим зимним вечером. С некоторых пор Эва даже взяла привычку молиться в такой позе.