Йонас Бонниер - День гнева [litres]

– Господи, как это отвратительно.

Это был Синдре, незаметно появившийся в ванной. Кристина застыдилась. Она подумала, что комментарий относится к ней, но в следующий момент увидела, что и он блюёт над раковиной.

– Черт, – выругался Синдре. – Что происходит?

Лишь десять минут спустя супруги смогли вернуться в спальню. За это время они успели прополоскать рот и почистить зубы, после чего оба почувствовали себя лучше. Слабость, конечно, осталась, но новых позывов к рвоте не было. Сошлись на том, что причиной случившегося стала рвотная инфекция, которую занесли в дом чужие дети.

Синдре уснул спустя несколько минут. Кристина лежала в кровати и смотрела в потолок. Пульс участился. Некоторое время Кристина ничего не чувствовала, кроме колотящегося комка в горле. Она вспотела. Может, в спальне действительно было жарко, или вдруг подскочило давление? Что, если у нее жар?

Когда простыня прилипла к телу, а ноздри заполнил запах пота, она встала и снова поковыляла в ванную. Нашла упаковку альведона и приняла две таблетки. Этого было мало. Кристина стала искать снотворное Синдре, баночку дексофена, который он принимал от болей в спине. Обычно она хранилась в верхнем ящике возле раковины, но на этот раз ее там не оказалось, и Кристина вернулась в постель. Стоило лечь – пульс участился, и комната вокруг закружилась.

Пару часов спустя Кристину разбудила резкая боль в бедре. Это было похоже на укус осы, и она заворочалась в постели. Движение снова запустило карусель в голове. Спала ли она вообще? Горький привкус на языке заставил вспомнить о рвоте, которая тут же вернулась. Кристина осторожно повернула голову. Синдре храпел, повернувшись к ней спиной.

Ей нужно подняться срочно в туалет. Кристина отбросила одеяло. В постели что-то было, возле бедра. Инсулиновый шприц Синдре, это на него она напоролась во сне? Помогала Синдре ввести инсулин, да так и уснула, не убрав шприц? Но ничего такого Кристина не помнила. В голове, как и перед глазами, все расплывалось, как в тумане.

Она ощупала бедро – ни малейшей припухлости. Тогда, может, это не шприц, а что-то другое? Заколка, например. Кристина попробовала сосредоточиться, но мир внутри нее рухнул – и ледяной дождь обрушился разом на все мозговые центры.

Ее затрясло. В страшном ознобе Кристина перестала чувствовать собственные ноги. Она встала, но была вынуждена ухватиться за спинку кровати, чтобы не упасть. Пыталась сообразить, который теперь час. Что-то около полудня? Небо за окнами серое, и поля лежат черные, хотя в глубине леса снег еще не совсем растаял.

Кристина направилась в ванную и закрыла дверь, чтобы не будить Синдре, прежде чем включила воду. Ее трясло от холода, нужно было согреться. Пока ванна наполнялась, Кристина присела на край унитаза. Мысли и слова так и метались в голове, натыкаясь друг на друга. Не вполне понимая, что произошло, Кристина вдруг обнаружила себя лежащей на полу.

«Ну наконец, – подумала она. – Хоть пару минут без движения».

Воды все прибывало. Кристина с трудом перешагнула через бортик. Как была, в трусах и майке, она стояла посреди почти полной ванны, и вода согревала окоченевшие икры и стопы. Все вокруг крутилось. Кристину как будто запихнули в черный пластиковый пакет и швырнули в глубокую, темную нору. Потом она упала, из разбитой головы хлынула кровь. Струйка извивалась, как красная шелковая лента, и вода в ванне быстро стала розовой.

Трагедия обрушилась на семью Форсманов из Гренста-горда за неделю до Рождества. Но ни сновавшие по дому медики, ни полиция с ее рутинными вопросами и обязательными чашками кофе, ни даже соседи, приносившие Синдре готовую еду в кастрюлях, чтобы хоть чем-то помочь ему и детям, помимо бесконечных слез и молитв, – ничто не могло отбить запах, словно въевшийся в эти стены. Так думала Эва Скуг, когда переступала порог прихожей спустя три дня после того, как Синдре и Петер обнаружили Кристину мертвой. Дверь в ванную была заперта изнутри, и Синдре позвал Петера помочь взломать замок. От увиденного Синдре едва не лишился чувств. Это Петер потом вызвал «Скорую» и сопровождал соседа в полицейский участок.

Каждый дом на холме в Гренсте имел свой запах. У Эвы и Петера пахло древесиной, опилками и немного кардамоном – последствие тысяч и тысяч выпитых здесь чашек чая. У свекрови и свекра Эвы, Улле и Анн-Бритт Скуг, доминировал специфический стариковский запах, особенно на первом этаже, – характерная смесь увлажняющего крема с ванильным экстрактом из аптеки.