Синтия Суонсон: Стеклянный лес

Оглядевшись, Силья шепотом спросила:

– Что ты собираешься сделать?

Генри одарил жену полным ненависти взглядом.

– Хочу посадить тебя туда. И запереть. Посмотрим, как долго ты продержишься, когда никто не будет знать, где ты. Если честно, я не знаю, что сделаю потом. – Генри внезапно захотелось пооткровенничать. – Как здорово иметь место, где можно держать тебя до тех пор, пока я не решу, как с тобой поступить.

– Пожалуйста, – снова прошептала Силья.

Генри молча держал жену одной рукой, в то время как другой отодвинул камень, заслонявший вход, и поднял металлическую крышку люка. В этот момент Силья подумала, что такое мог сделать только очень сильный человек.

Она недооценила своего мужа. Как она могла быть такой глупой? Такой слепой?

Когда Генри потянул ее к лестнице, Силья предприняла еще одну попытку освободиться. Это был ее единственный шанс, и ей почти это удалось, но Генри оказался проворнее. Толкнув жену в спину, он заорал:

– Спускайся!

Это были последние слова, которые услышала Силья перед тем, как упасть вниз головой в темноту.

Сколько раз за последнюю неделю Руби пыталась представить, что чувствовала мать в последние мгновения своей жизни, какой ужас испытывала.

Пыталась ли она убежать? Пыталась ли вырваться? Наверняка. Но отец не оставил ей ни единого шанса.

– Я не собирался ее убивать, – признался он Руби после того, как рассказал о случившемся. – Я просто хотел запереть ее в убежище на некоторое время, пока не придумаю план. Но она… – Его темные глаза превратились в зловещие узкие щели. – Она получила то, что заслужила.

– Как? – шепотом спросила Руби. – Как возможно, чтобы она заслужила такое?

Генри повернулся к дочери.

– Твоя мать поступала сомнительно. Это все, что я могу сказать тебе, Руби. Это наши с ней дела, однако полиция посмотрит на это по-другому.

Он достал из кухонного шкафа лист бумаги и ручку и, подвинув дочери, приказным тоном произнес:

– Ты должна мне помочь замести следы. Нужно сделать так, чтобы все подумали, будто твоя мать сбежала.

Он бросил на дочь свой суровый взгляд из-под опущенных век, и впервые в жизни Руби его испугалась. Обычно она считала отца одиноким, немного сумасшедшим человеком вроде одного из героев романа Альбера Камю. Отец напоминал ей скорее вымышленного персонажа, нежели реального человека, пугающего, но на самом деле абсолютно безобидного.

Но теперь Руби поняла, что никогда не осознавала, каков он на самом деле. Хотя отец и казался предсказуемым, он был словно растение, приспосабливающееся к новым условиям: отпускал более длинные корни или обзаводился более выносливыми семенами. Если условия менялись и он чувствовал, что его миру что-то угрожает, то без колебаний менялся сам, чтобы устранить угрозу.

Ей стоило понять это раньше. И матери тоже. Но Руби не могла осуждать мать, ведь та в полном смысле слова была слепа.

Руби могла бы попытаться его перехитрить. Но что, если ей это не удастся? Сделает ли он с дочерью то же, что сделал с женой?

– Вот, как ты должна поступить, Руби, – сказал Генри и объяснил, что от нее требуется.

Руби нужно было больше времени, но чтобы его выиграть, необходимо завоевать доверие отца, выказать ему свою преданность, поэтому она сделала то, о чем он просил: подделала записку, якобы написанную матерью. Это было просто. Однажды, много лет назад, отец рассказал ей, что люди, как правило, имитируют почерк того человека, который обучал их письму. Это он узнал из материалов своих заочных курсов. Писать Руби научилась дома с мамой, а вовсе не в школе, поэтому было неудивительно, что ее почерк так напоминал почерк матери.

Полицейские до этого не додумались, когда впервые допрашивали Руби. Если бы они что-то заподозрили, то непременно попросили бы девочку предоставить им образец собственного почерка. Но, возможно, это всего лишь вопрос времени и рано или поздно они все же нападут на этот след.

Написав записку, Руби надела пальто матери – отец не просил ее об этом – и под покровом темноты отогнала MGA на железнодорожную станцию в сопровождении отца на грузовике.

Выйдя из машины, она положила ключи в карман и темной пустынной дорогой отправилась вверх по холму, словно собиралась посетить старый дом на Лоуренс-авеню. Но, конечно же, она не стала бы этого делать, ведь ее семья больше там не жила. Вскоре Руби села в поравнявшийся с ней грузовик.

Сжимавшие руль руки отца заметно дрожали.