Дэвид Кроу - Бледнолицая ложь. Как я помогал отцу в его преступлениях

— Тогда едем.

Отец протянул руку за бутылкой и отпил еще виски.

Въехав в Гэллап, они высадили нас перед кинотеатром «Вождь» на Коул-авеню, в одном квартале от «Эль Морро», где я когда-то порвал экран снежками. Афиша возвещала, что сегодня показывают две картины: «СМЕРТЕЛЬНОЕ ПРОТИВОСТОЯНИЕ — О ДВУХ ПАРНЯХ, КОТОРЫЕ НЕНАВИДЯТ ДРУГ ДРУГА» и «БЕЛЫЕ БЕДНЯКИ — ПОСМОТРИТЕ, КАК ОНИ ЖИВУТ». Темы были мне настолько близки, что я мог бы сам написать сценарий для обеих.

Отцы выдали каждому деньги: на билеты, хот-дог и напиток.

— Скоро вернемся, — попрощались они. — Из кинотеатра никуда не уходить.

Кресла были мягкие, уютные, а реклама и мультики — ничуть не хуже, чем сами фильмы. Когда обе ленты закончились и в зале зажегся свет, мы сбегали в туалет и вернулись, усевшись на другие места. Контролеры, похоже, не заметили. В семь часов « Смертельное противостояние» началось снова. Я раз за разом выбегал на улицу проверить, не приехали ли отец и Вэнс. Но мимо проезжали только пикапы с пьяными парнями, петлявшие по дороге.

Было уже девять, но «Бьюик» никак не появлялся. Я вернулся в зал, где шел очередной показ « Белых бедняков» . Через пару часов кинотеатр закроется.

Свои хот-доги мы давным-давно съели, и в животах у нас урчало. Сэм несколько раз копался в мешках с мусором у входа в зал. Между сеансами мы бегали между рядов, выискивая стаканы с недоеденным попкорном, огрызки хот-догов и конфеты, рассыпанные по полу. Сэм нашел целую упаковку мармеладок, но делиться не захотел.

— Скажи, пускай даст нам тоже, — обратилась ко мне Салли.

— Это я их нашел! — воскликнул Сэм и, запрокинув голову, высыпал содержимое пакетика в рот. Весь его подбородок был усыпан сахарной пудрой.

Во время одной из многочисленных вылазок Салли в туалет я вдруг услышал ее плач и поспешил на помощь. Контролер держал ее за руку.

— Вы тут сидите весь день, а за дополнительные билеты не платили, — сказал он.

— Отец высадил нас тут и еще не вернулся, — ответил я. — Нам больше некуда идти.

Контролер перевел взгляд с меня на Салли и отпустил ее.

— Сидите тихонько!

Мы с Салли вернулись к Сэму, на наши места. Дети Вэнса все это время сидели так смирно, будто давно привыкли дожидаться отца в кинотеатре. Я гадал, есть ли у них мама — или они бросили ее, как мы.

Минуту спустя Салли снова выбежала и вернулась назад с хот-догом.

— Дядя, который хотел нас выгнать, отдал мне последний, — прошептала она.

Когда в одиннадцать вечера закончился последний сеанс, в зале зажегся свет и контролеры стали подметать между рядами и собирать мусор в мешки. Мы не вставали с места, надеясь подольше задержаться там и не выходить на холод.

Тощий парень постучал по нашим креслам рукояткой метлы.

— Все, вам пора. Мы закрываемся.

Волоча ноги, мы вышли за дверь. Свет в кинотеатре погас. Красно-белая неоновая вывеска «Вождь» над входом тоже. Мы окинули взглядом темную Коул-авеню и уселись на бордюре. Пьяные, спотыкаясь, брели мимо. Никто не обращал на нас внимания. Один пристроился помочиться у ближайшего к нам фонарного столба.

Прошел еще час. Или отец с Вэнсом попали в неприятности, или они до сих пор мнут упругие мексиканские задницы и наливаются виски, забыв, что мы их ждем. Зубы у нас стучали, колени тряслись. У меня начали неметь уши и пальцы. Салли и дочка Вэнса тихонько хныкали. Мы с Сэмом обнимали Салли с обеих сторон, чтобы согреть, а сын Вэнса держал в объятиях свою сестричку.

— Что с папой? — раз за разом спрашивала Салли. — Вдруг он умер?

Я повторял, что он скоро приедет, но в душе хотел, чтобы он был мертв и кто-нибудь пришел нас спасти.

Но нет. Около часу ночи по улице разнесся скрежет шин, и «Бьюик» Вэнса резко затормозил прямо перед нами. Отец выскочил с водительского места.

— Быстро внутрь, черт вас подери! Нам надо отыскать идиотов-навахо, которые наваляли Вэнсу!

Отец раздраженно посмотрел на девочек, с трудом забиравшихся в кабину.

— Скорее!

Вэнс распростерся на пассажирском сиденье, навалившись на дверь. В свете уличного фонаря я заметил, что его коричневая куртка перепачкана грязью и кровью. На щеке красовался синяк, нос был, похоже, сломан, и через всю лысину тянулась кровавая рана. На одном ухе не хватало мочки, словно ее откусила собака. В машине воняло рвотой, виски и застоявшимся табачным дымом.

— Терстон, мне челюсть сломали! — стонал, шепелявя, Вэнс. — Черт, я только что проглотил зуб!

Он с трудом пошевелился.