Дэвид Кроу - Бледнолицая ложь. Как я помогал отцу в его преступлениях

Я зашел в ярко освещенную приемную и спросил, где находится пятый класс. Из-за большого стола поднялся крупный мужчина-навахо.

— Я мистер Ли, директор, — сказал он. — Как тебя зовут?

Он был такого же массивного телосложения, как мой отец, и с похожими злыми глазами.

Я ответил, и тут он заявил:

— Только что сюда пришел очень похожий на тебя мальчишка, в третий класс, а еще раньше юная леди с той же фамилией привезла в сад девочку.

Я кивнул:

— Это мой брат и сестры.

— Я так и понял, — буркнул он без улыбки. — Моя ассистентка проводит тебя в класс.

Молодая девушка-навахо обратилась ко мне:

— Добро пожаловать, Дэвид.

Добро пожаловать? Она что, шутит? Пока мы шли по коридору, дети таращились на меня недобрыми взглядами, словно показывая, что я чужой и в Болотном поселке, и вообще в Форт-Дефайнс.

В моем классе на одной стене висела доска, а всю другую занимали большие окна, выходившие на заваленный камнями и заросший травой внутренний двор. На меня уставились двадцать пять детей навахо. Двоих я узнал — они преследовали нас по дороге в школу. Правда, белые лица там тоже были. Большинство сидело вразвалку, с пустыми, озлобленными глазами. Они выглядели слишком худыми в своей запятнанной, порванной одежде. Но попадались и другие — в выглаженных чистых рубашках, подтянутые, здоровые и довольные.

Худой белый мужчина поднялся из-за учительского стола. Он часто моргал, словно только что проснулся и еще не пришел в себя.

— Добро пожаловать. Меня зовут мистер Эдей, — представился он с тягучим южным акцентом. У него были наглаженные брюки со стрелками и элегантные ботинки, как на мужчинах из рекламы автомобилей в газете. Больше никто в школе не говорил со мной в тот день, кроме дамы в кафетерии, спросившей, буду ли я брать «Неряху Джо», их фирменный бургер.

Я поел, стараясь держаться как можно дальше от остальных. На переменах, выходя на улицу, я прижимался к стене, мечтая стать невидимкой.

В туалете, во дворе и в кафетерии, как только учитель отвлекался, мальчишки толкали и пинали меня. Когда я стоял над писсуаром, какой-то парень подошел сзади и помочился мне на брюки. Потом он переложил табачную жвачку от одной щеки к другой, бросил мне в лицо « билагаана» и не торопясь вышел за дверь.

По дороге домой нас нагнали четверо подростков. Сэм от них увернулся, и они напали на меня, застав врасплох, повалили на муравейник и уселись на руки и на ноги, так что я не мог пошевелиться. Мои уши и шея горели от муравьиных укусов, жала гигантских красных муравьев впивались в кожу.

Сэм забежал сзади и отогнал мальчишек от меня. Они пошли вперед, время от времени оглядываясь, и когда мне не сразу удалось подняться на ноги, их хохот эхом разнесся по долине.

— Нам надо вернуться обратно в Гэллап, — сказал я Лонни тем вечером, когда она спросила, как прошел первый день в школе. — Я тут не могу.

Пожав плечами, Лонни захлопнула учебник по биологии и положила его на кровать.

— Нам нельзя возвращаться, — ответила она. — Отец не захочет. Дом дали ему от работы. И тут не так плохо. По крайней мере, мама с отцом не ссорятся.

— Судя по всему, твой день был куда лучше, чем у нас с Сэмом.

— Некоторые ребята в школе довольно приятные, — ответила Лонни.

— Девочки сказали, что самые противные обычно уходят перед девятым классом. Когда вы с Сэмом перейдете в старшую школу, у вас все наладится.

— Если мы до этого доживем.

Раньше моей отдушиной было бродить по городу, бросать «вишневые бомбы» и фейерверки, читать и продавать газеты и беседовать с людьми. В Болотном поселке я всего этого лишился.

Лонни быстро завела друзей и при любой возможности проводила время с ними. Отец редко появлялся дома, приходя и уходя, когда ему вздумается. Он сделал для нас запасы сухого молока, тушенки, консервированной кукурузы, замороженных запеканок и кукурузных хлопьев, так что мы не голодали. Дом был нашим единственным в городе безопасным местом.

В наши первые дни в Болотном поселке мы с Сэмом и Салли сбились в кучку, как перепуганные мышки, и большую часть времени смотрели телевизор, забравшись под одеяло. Картинка рябила, потому что антенна была плохая, и у нас было всего два канала, но они оставались для нас единственным окном в большой мир.

Я постоянно думал о маме. Мне недоставало ее ужинов с бамией и ростбифом и жидкого ледяного чая. Я жалел, что не могу позаботиться о ней.

Я не представлял, насколько сильно мы тосковали, до одного вечера, когда отца и Лонни не было дома. Сэм с Салли смотрели в гостиной телевизор и ели сэндвичи с арахисовым маслом, а я поставил в духовку запеканку и включил газ. Спустя сорок пять минут оказалось, что духовка по-прежнему холодная, а запеканка ледяная. Я зажег спичку, открыл дверцу и протянул руку внутрь.