Алекс Михаэлидес - Девы

От одного их вида Мариане стало нехорошо. Дрожащей рукой она сняла карточку с рамы, перевернула — и, как в прошлый раз, увидела на обороте рукописный текст на древнегреческом:

После второго убийства жизнь в колледже Святого Христофора замерла. Все в нем застыло от потрясения и скорби. Казалось, на него обрушилась страшная эпидемия, Киприанова чума, поразившая древние Фивы. По всей территории распространился смертельный яд, от которого не могли защитить высокие стены колледжа, прежде служившие надежным укрытием от любых бед и напастей.

Несмотря на отчаянные заверения декана, что студенты в безопасности, все больше родителей забирали своих детей из Кембриджского университета. Мариана их не осуждала: ей и самой хотелось схватить племянницу в охапку и бежать в Лондон.

Убийство Вероники стало для Зои сокрушительным ударом. Это удивляло всех, включая ее саму.

— Чувствую себя лицемеркой, — призналась она Мариане. — Ведь я недолюбливала Веронику. А теперь почему-то рыдаю и не могу остановиться…

Мариана догадывалась, что на самом деле племянница оплакивала Тару. Горе, которое ощутила Зои после смерти подруги, оказалось слишком сильным, чтобы его осознать и выплакать. А сейчас, когда погибла Вероника, чувства переполнили Зои и вырвались наружу. Это хорошо. Это поможет племяннице исцелить душевную рану и прийти в себя.

— Ничего-ничего, милая, — шептала Мариана, прижимая ее к себе и осторожно укачивая. — Не держи в себе, поплачь.

Наконец Зои затихла. Мариана настояла на том, что им нужно где-нибудь перекусить: у племянницы со вчерашнего дня маковой росинки во рту не было. Измученная, опухшая от слез, Зои согласилась.

Они отправились в столовую, где встретили Клариссу, и та пригласила их подсесть к ней за преподавательский стол.

Он находился в конце зала, на возвышении, напоминавшем подиум. Прямо над ним на обитых дубовыми панелями стенах висели портреты предыдущих ректоров.

В другой стороне располагалась буфетная стойка «по-шведски», где студенты выбирали блюда, а затем рассаживались за длинные столы, которые рядами тянулись почти через все помещение. Посетителей столовой обслуживали нарядные официанты в жилетах и галстуках-бабочках.

Обедающих студентов было немного. Парни и девушки о чем-то встревоженно и тихо переговаривались, вяло ковыряясь в тарелках.

Кларисса, Мариана и Зои сели на краю стола, подальше от других преподавателей. Кларисса погрузилась в изучение меню: ужасные события последних дней никак не повлияли на ее аппетит.

— Пожалуй, я возьму фазанину, — заявила она. — И еще… наверное, груши-пашот в красном вине. Или нет, финиковый пудинг с карамелью.

Мариана кивнула.

— Зои, а ты?

Та покачала головой.

— Я не голодна.

Кларисса обеспокоенно посмотрела на нее.

— Дорогая, тебе обязательно нужно поесть и подкрепить силы. Ты плохо выглядишь.

— Как насчет вареной семги с овощами? — предложила Мариана. — Будешь?

— Ладно, — безучастно пожала плечами Зои.

Когда официант принял у них заказ и отошел, Мариана показала Клариссе открытку, найденную в театре. Преподавательница внимательно всмотрелась в нее.

— Если я не ошибаюсь, это святая Луция Сиракузская.

— Святая Луция?

— Она сейчас не очень известна. Луция была мученицей во времена Диоклетианова гонения на христиан в начале четвертого века. Ее закололи, а перед этим вырвали глаза.

— Бедняжка!

— Да уж. Поэтому-то она и считается покровительницей слепых. Обычно ее вот так и изображают, с глазами на блюде. — Кларисса перевернула карточку и, беззвучно шевеля губами, прочитала надпись на древнегреческом. — А это — отрывок из трагедии Еврипида «Ифигения в Авлиде».

— О чем тут говорится?

— О том, как Ифигению ведут на смерть. — Отпив вина, Кларисса принялась переводить текст. — «Узрите, как прекрасная дева… увенчанная цветами, окропленная святой водой… восходит на алтарь жестокой богини. Ее нежная шея будет разрублена, и жертвенник обагрится кровью». По-гречески — αἱματορρύτοις’ .

Мариане стало дурно.

— Господи Иисусе!

— Согласна, жутковато.

Кларисса вернула карточку Мариане, а та, передав ее племяннице, спросила:

— Зои, что ты об этом думаешь? Мог Фоска послать Веронике эту открытку?