Шарлотта Линк - Дом сестер

Конечно, мало ли о чем она могла думать. Возможно, у нее семейные или профессиональные проблемы… Но инстинкт подсказывал Лоре, что именно она была предметом замешательства Барбары. Она догадывалась о том, что Марджори сказала бы ей сейчас, — мол, то, что она считает инстинктом, является не чем иным, как ее одержимостью, с которой Лора всегда относилась к себе и к своей проблеме. Мол, она даже представить не в состоянии, что людей может занимать что-то другое, кроме ее персоны. И, тем не менее…

Лора достигла той точки в своей жизни, когда отчаяние постоянно грозило взять над ней верх. После смерти Фрэнсис она бешено боролась за Уэстхилл, и эта борьба истощила и изнурила ее. Иногда она чувствовала себя обескровленным куском мяса.

Со смертью Фрэнсис иссяк источник силы и уверенности, от которого Лора питалась еще с тех пор, когда была маленькой девочкой. Фрэнсис умерла — и Лоре показалось, что она во второй раз потеряла мать. И почувствовала себя беспомощной и одинокой. У нее не было ничего, кроме дома. Она ужасно мучилась оттого, что была вынуждена продавать Фернану Ли все больше и больше земли; но всякий раз утешала себя тем, что и без того не использовала эти участки в качестве выпасных, и поэтому не имело никакого значения, будет у нее на пару пастбищ больше или меньше.

Правда, с этих пор ей стало стыдно смотреть на фотографию Фрэнсис. Лора знала, что та только покачала бы головой. Она не понимала, что такое слабость, и никогда ее не ощущала. Лора почти буквально слышала, как она бормочет: «Зачем только я оставила всё этой пустоголовой маленькой пугливой зайчихе? Неужели не было никакой другой возможности? Теперь она растранжирит все, что когда-то мне принадлежало…»

— Обещаю тебе, что дом я не отдам никогда, — прошептала Лора.

Но Ли хотел получить и дом, она знала это. Он хотел этого с самого начала. Лора знала, что Фернан может быть бесцеремонным, если однажды что-то вобьет себе в голову.

Она снова почувствовала начинающийся приступ паники. У нее зачесалось все тело. «Спокойно, спокойно…»

С некоторым усилием Лора выбралась из провисшего кресла. Этот предмет смертельно опасен для ее ревматических суставов! Она слишком долго сидела в этом кресле. Между тем на улице стало светло. Серое зимнее утро… Облака, обещавшие новый снег… Мрачный, холодный свет…

Сначала нужно выяснить, что знает эта Барбара. Потом можно заняться проблемой Фернана Ли. Сначала одно, потом другое. Прежде всего — завтрак. Чашка горячего чая… Но Лора чувствовала, что сегодня он ей не поможет.

Барбара долго и крепко спала и, проснувшись, почувствовала себя растерянной и неспособной ясно мыслить. За окном уже было светло — если этот день вообще можно было назвать светлым, — и поскольку шторы не были задернуты, она могла хорошо разглядеть комнату. Шкаф и комод, зеркало, тканый ковер на стене — это была не ее комната! Она лежала, уютно устроившись под толстым перьевым одеялом, и вдруг поняла, что и одеяло, и подушка, и матрац без постельного белья.

И в тот самый момент, когда Барбара озадаченно водила пальцами по выцветшему узору на матраце, у нее вдруг ожила память, принеся с собой четкие картины случившегося. На несколько секунд она замерла в постели, онемев и потеряв дар речи, отчаянно надеясь, что это был всего лишь сон, который не имеет ничего общего с реальностью.

Но в ее памяти всплывало все больше и больше картин прошедшей ночи, и она почувствовала легкое головокружение. Совершенно чужой мужчина. Она спала с совершенно чужим мужчиной, о котором почти ничего не знала, а то, что знала, должно было при всех обстоятельствах оттолкнуть ее от него. Но ее ничто не оттолкнуло; напротив, она отдалась ему пять или шесть раз, до полного изнеможения, и не хотела, чтобы это заканчивалось. Эта постель, в которой она лежала, должно быть, пропиталась по́том и спермой; одержимая страстью, она пренебрегла естественными нормами приличия и не воспользовалась собственной кроватью; слово «страсть» она употребила в своих мыслях сознательно и с определенным брутальным удовлетворением. Кроме того, доверила ему еще массу интимных тайн и при этом прекрасно себя чувствовала. Она вообще все время чувствовала себя замечательно, вспоминала Барбара. Свободной. От своего чувства стыда, своего нежелания, своей клинически-стерильной чистоты…

А сейчас?

«Очень хорошо, Барбара, — сказала она себе. — Все мачо этого мира падают к твоим ногам». Наконец появился жизненный пример, подкрепляющий ее примитивную убежденность в том, что все, что требуется равнодушной женщине, это хороший секс — и мир уже выглядит совсем по-другому!