Алекс Шульман - Выжившие [litres]

– Да.

Он помнит черный мох на стенах. Гул текущего по проводам электричества. Лампа на потолке горит тусклым светом, он помнит, что удивился – так много электричества вокруг, а лампа горит так тускло. Его братья в свете солнца снаружи, они все видят, он слышит их голоса, приглушенные крики, уносимые ветром, Нильс зовет его обратно. Говорит, что здесь опасно. Когда Бенжамин приближается к стене электричества, крики становятся громче, но он их не слышит, они, словно эхо, звучат где-то далеко, на другом берегу озера в тот тихий вечер, когда они с Пьером бросали камешки в воду.

– Вы стоите в доме, – говорит психотерапевт. – На руках у вас собака, вы все еще рядом с проводами. О чем вы думаете?

– Что я неуязвим.

Он помнит, как стоял в потоке неистового электричества – невредимый! Это ощущение: он может делать все, что хочет, с ним ничего не случится. Он находится в центре урагана, все вокруг него рушится, но ни волосинки не падает с его головы. Ток, текущий по стенам, принадлежит ему, он попал в самое ядро, он победил, вся мощь и энергия здесь его!

– Вы поворачиваетесь к выходу, – сказала психотерапевт. – Вы смотрите на братьев. Вы стоите слишком близко к проводам. Вы ничего не трогаете, и все-таки вас бьет током.

Он помнит взрыв. Он помнит секунды внутри взрыва. Он мог управлять звуком руками. Он поднимал руку к току, и ток отвечал. Каждый раз, когда он приближался к проводам рукой, братья кричали громче. Ему нравилось видеть их страх. Он дразнил их, смотрел на них, вцепившихся пальцами в изгородь. Затем комната стала синей, спине стало жарко, белый взрыв, все побледнело и исчезло.

– Вы очнулись на полу в доме, – говорит психотерапевт. – Вы не знаете, сколько времени пролежали без сознания. Но наконец вы очнулись. Вы видите то, что перед вами?

– Да.

Он помнит ощущение прижатой к шершавому полу щеки. У него больше нет спины – а чего еще нет? Он не решается посмотреть, не хочет знать, чего еще лишился. Он смотрит на выход, на изгородь. Где мои братья? Они видели взрыв, они видели, как он упал, видели, как его тело загорелось. И все же они бросили его? Он помнит, что очнулся и снова заснул. Он посмотрел на улицу, солнце двинулось обратно, наступило раннее утро.

– К вам вернулось сознание. Вы очнулись. И обнаружили собаку. Она лежала на полу чуть в стороне. Вы подползли к ней, сейчас вы сидите на полу и держите собаку на руках, обнимаете ее. Вы помните это?

– Да.

Он помнит стыд.

Боль не страшна, он ее больше не чувствует, спины нет, но он утратил способность чувствовать что-либо другое. Только стыд. Он держит ее на руках, а солнце на огромной скорости проносится вверх и вниз, звезды самых разных форм глядят на маленький домик. Звуки леса, громкие, фальшивые, словно диссонанс, когда ломаются и выгибаются огромные конструкции, нежные ветра`, они появляются и исчезают, ели наклоняются и устремляются ввысь, звери подходят к дому, заглядывают внутрь и уходят дальше, он, всегда ощущавший себя лишь наполовину в этой реальности, словно видит себя самого со стороны. Сейчас он не только в центре себя, но и в центре вселенной. Он держит ее на руках, прижимает к груди, она холодная.

– Вы держите собаку, – сказала психотерапевт. – Вы держите ее и смотрите на нее. Вы ее видите?

– Да, – ответил Бенжамин.

– Что вы видите?

Он помнит, как баюкал ее, тихо, осторожно. Он помнит, что его слезы падали на ее лицо и казались ее слезами.

– Вы ведь видите не собаку? – говорит психотерапевт. – Кто сейчас перед вами? Это ведь маленькая девочка?

Вокруг домика закрутились миры, он смотрит в щелку на пролетающие мимо тысячелетия, смотрит вниз, на нее, малышку, привязавшуюся к нему с самого первого дня, он охранял ее, не только в тот день, но и всегда, он сидел там, на полу, держа в руках ее безжизненное тело, качал ее и плакал, потому что не справился с единственной задачей, для которой появился на этой земле.

– Вы ведь держите на руках свою младшую сестру?

Полицейская машина медленно пробиралась сквозь голубые ели, спускаясь по дорожке к дому. Бенжамин помнит это очень отчетливо, ведь он стоял на коленях на газоне, и ничего из произошедшего не укладывалось у него в голове: и этот полицейский автомобиль, и эти синие проблесковые маячки, все это было реальностью, требовавшей его участия, внешний мир хотел донести до него всю тяжесть его поступка.

Он помнит, что из машины вышли две женщины-полицейские. Он помнит, что мама отказывалась выпустить из рук Молли, чтобы они ее осмотрели. Они поговорили с папой, он помнит приглушенный звук их бормотания, папа рассеянно указал на Бенжамина, а потом они все подошли к нему, приближаясь с разных сторон. Он помнит, что обе женщины были очень добры к нему, они укрыли его пледом, чтобы он не замерз прохладной летней ночью, они задавали вопросы, они терпеливо ждали, но он не мог им ответить. Он помнит, что чуть позже приехал еще один полицейский автомобиль, а потом – «Скорая». За ней приехало очень много машин: минивен электрической компании и другие машины, все они остановились на спускающейся к дому дорожке. Люди заходили в лес, шли к трансформаторной будке, возвращались обратно. Незнакомые люди стояли на кухне, звонили по телефону.