К Тюдор - Сожженные девочки [litres]

– Это ложь.

– Так, значит, ты не поджигал школу?

Молчание. Слышно только, как нож скребет камень. Ей начинает казаться, что Ригли не собирается отвечать.

Он вздыхает и снова смотрит ей в глаза.

– Я действительно попытался сжечь эту школу. – Он натянуто улыбается уголками губ. – Так что теперь ты знаешь, что я псих.

– Почему?

– Наверное, уродился таким.

– Нет, я хотела спросить, почему ты пытался сжечь школу?

Они встречаются взглядами. Какие странные глаза, думает Фло. Какой удивительный серебристо-зеленый оттенок. Завораживающий.

– Потому что я ее ненавидел. Я все там ненавидел. Учителей и учеников. Запах. Правила. Я ненавидел, как они обращаются с теми, кто не соответствует их представлениям и стереотипам. В школах рассказывают всякую всячину о том, как там борются с травлей одних учеников другими. Но они ничего этого не делают. Все, что их интересует, это обычные нормальные детишки, которые способны повысить их рейтинг. Однажды компания ребят окружила меня на игровом поле. Они заставили меня раздеться и ползти на животе по грязи. Затем они заставили меня есть червяков. Когда я вернулся в школу – голый и покрытый грязью, – знаешь, что сделали учителя? Они расхохотались.

– Боже.

– Даже когда мама пришла в школу и пожаловалась, практически ничего не изменилось. Хороших дней там не было вообще. Ни одного. Только дни, когда надо мной издевались чуть поменьше.

– Мне очень жаль.

– Я просто сломался. Я… я хотел стереть это место с лица земли.

– А девочка?

– Я не знал, что она была там.

– И что потом?

– Кто-то вызвал пожарную бригаду. Они ее вытащили. Я чувствовал себя из-за этого просто ужасно. Я никогда и ни за что никому не сделал бы больно.

– А что было с тобой?

– Мне удалось легко отделаться. Мама оплатила услуги какого-то крутого психолога. Мне прописали терапию и психологическое сопровождение. Мы переехали, и я перешел в другую школу. Хотя здесь дела обстоят лишь немногим лучше. – Он снова переключает внимание на камень. – Почти готово.

Кусок каменной плиты с треском обламывается. Нога Фло свободна. Она ужасно болит, но ее можно вытащить. Что Фло и делает, медленно и очень осторожно. Ее джинсы порваны, и сквозь дыру в плотной ткани она видит глубокую рваную рану и обширный кровоподтек. Она шевелит стопой. Чертовски больно. Но могло быть и хуже.

– Спасибо, – говорит она Ригли.

– Тебе, наверное, нужно это промыть, – кивает он на ее ногу.

– И еще мне нужно позвонить маме.

Он озирается и поднимает с пола ее телефон.

– Я не уверен, что он будет работать. Похоже, разбит.

Он подает ей телефон. Их пальцы соприкасаются. Фло вдруг замечает, как близко они сидят. Очень близко. Она сглатывает. Затем она думает о том, что сказала Роузи.

– Ригли, я еще кое о чем хотела спросить…

Но он смотрит мимо нее.

– Черт . Ты это видела?

Он всматривается в дыру, в которой застряла ее нога.

– Что? – спрашивает она.

– Там очень глубоко. Тебе повезло, что ты вся туда не провалилась.

Она оборачивается и смотрит туда, куда смотрит он. Перед ними зияет дыра с острыми зазубренными краями лопнувших плит. Темно и плохо видно, но она понимает, что Ригли прав. Дыра очень глубокая. Гораздо глубже, чем должна быть. Разве что под церковью что-то есть? Что-то вроде погреба?

– У тебя на телефоне есть фонарь? – спрашивает она.

Ригли вынимает телефон и светит им в дыру.

– Боже праведный!

Фло ахает:

– Это же…

Они смотрят друг на друга, а затем снова переводят взгляды вглубь дыры.

Гробы.

Я впервые увидела Руби, когда тетя привела ее, чтобы покрестить. Ей только что исполнилось пять. Пухлые щечки и самые огромные карие глаза из всех, какие я когда-либо видела. Тогда я еще не знала ее историю, но постепенно начала узнавать через других прихожан. Церковная община была очень тесной. Люди знали друг о друге все. Почти как в маленькой деревушке.

Мать Руби умерла от передозировки наркотиков. Отца на горизонте не было никогда. Сестра ее матери вмешалась и взяла над ней опеку. Тетя Магдалена была крупной жизнерадостной женщиной, которой не удалось завести собственных детей. Она жила со своей подругой, Деми, настолько же тощей, насколько пышной была сама Магдалена.

Я не очень хорошо их знала. Перед тем как забрать к себе Руби, они ходили в другую церковь, но затем решили присоединиться к моему приходу. Обе женщины каждое воскресенье приводили Руби на семейную службу и изредка – в детскую художественную группу в четверг вечером.