Киран Харгрейв - Милосердные [litres]

Урса качает головой.

– Ни пива, ни аквавита.

Марен резко встает, удивив даже себя самое.

– Дома у Кирстен точно есть пиво.

Урса глядит на нее, открыв рот.

– Ты же не собираешься идти к ней домой? Да еще прямо сейчас.

– Почему нет? – От собственной удали у Марен кружится голова. – Хозяйку мы не потревожим. Ее же нет дома.

Она издает сдавленный истеричный смешок, и Урса тоже поднимается из-за стола, подходит к Марен и кладет руку ей на плечо.

– Марен, послушай…

– Ты идешь? – Марен сбрасывает руку Урсы, передернув плечами. В кожу как будто вонзаются сотни невидимых иголок. Желание попасть в дом Кирстен мучительно и неотступно, как жажда.

– У тебя дома нет пива?

– Домой я не вернусь, – говорит Марен с такой яростью в голосе, что Урса испуганно вздрагивает. – Пока там эта женщина, я туда не вернусь.

Перед глазами у Марен стоит обвиняющий мамин палец, нацеленный на Кирстен. Она трет глаза, чтобы отогнать этот морок.

– Эти люди… солдаты… Они рыщут по всей деревне, – говорит Урса.

– Тогда мне как раз лучше бы быть рядом с женой комиссара.

Марен выходит на улицу, даже не обернувшись, чтобы посмотреть, последует ли за ней Урса. Она знает, что Урса идет. Слышит ее шаги. Дверь дома фру Олафсдоттер распахнута настежь, и Марен видит внутри мужчин в черном. Кажется, будто они заполонили весь дом.

– Они обыскивают его, – шепчет Урса. – Может быть, кто-то есть и у Кирстен.

Марен знает, что Урса пытается ее удержать, но лишь прибавляет шаг. Ноги как будто несут ее сами. Мимо дома Торил, где свет горит во всех окнах, и слышны громкие разговоры. Марен хочется ворваться в дом, опрокинуть масляную лампу, раскидать по полу угли из очага, сжечь все дотла. Но она идет дальше – мимо церкви и дома Зигфрид, мимо дома предательницы Эдне, – и вот впереди уже виден хутор Питерсона. Олени кружат по лугу, бледные, точно призраки.

Урса дышит сбивчиво и тяжело, она уже отстает, ей трудно угнаться за Марен. Но Марен не оглядывается, не сбавляет шаг и останавливается лишь тогда, когда подходит к двери в дом, чьи темные окна глядят на море. Дверь плотно закрыта. Марен быстро заглядывает в окно. В доме темно и пусто, огонь в очаге почти догорел.

Урса подходит и встает рядом с Марен, пытаясь отдышаться.

– Нам не стоит заходить в дом. Они скоро закончат обыск у фру Олафсдоттер и придут сюда.

– Тебе необязательно заходить, – говорит Марен, положив руку на дверной засов.

– Объясни, что происходит. – Урса сердито топает ногой. – Думаешь, я поверю, что тебе так отчаянно хочется выпить?

Сердце у Марен колотится, как сумасшедшее, и она вдруг понимает, что тоже запыхалась. Дверной засов у нее под рукой холодный, как лед.

– Я хочу… – Марен пытается подобрать слова. Она сама толком не знает, как объяснить, зачем ей понадобилось врываться в дом Кирстен, а потом что-то щелкает у нее в голове, и мысль рождается сама собой. – Я должна убедиться, что они ничего не найдут.

Брови Урсы ползут на лоб.

– По-твоему, такое возможно?

– Я знаю, что Кирстен не ведьма, – говорит Марен. Она вспоминает рунные камни в комнате Дийны, гадательные кости, иголку, воткнутую в кружево Торил. – Но они могут найти что-то такое, что им непонятно. Что-то, что они могут использовать против нее.

– Хорошо, – кивает Урса. – Но нам надо поторопиться.

Марен заходит в дом. Урса идет следом за ней, нерешительно, словно ступает с причала в шаткую лодку.

– Что именно мы ищем?

Марен ворошит еле теплящиеся угли, подбрасывает в очаг брикет торфа. Огонь разгорается, испуская тепло и свет.

– Ты поймешь даже лучше меня. Все, что покажется тебе странным. Все, что тебе непонятно.

– Как эти камни? – Урса показывает пальцем.

Марен смотрит в ту сторону и видит два рунных камня на полу у кровати.

Она быстро их подбирает. На одном выбита саамская руна защиты, на другом – руна тихого моря. Марен знает, что вместе они означают оберег от дурных снов. Она сжимает камни в кулаке. Ей хочется плакать при мысли о Кирстен, совсем одной в этом доме, подхваченной течением ночных кошмаров. Кирстен всегда была сильной и несгибаемой, незыблемой, как скала, но она тоже страдала от боли потери. «Являлся ли ей кит?» – думает Марен.

– Марен? – тихо окликает ее Урса.

Обернувшись к ней, Марен видит, что та протягивает ей брюки, в которых Кирстен забивала оленей. Они забрызганы каплями засохшей крови и в пляшущем свете от пламени очага смотрятся жутковато. Марен кивает.