Ю Несбё - «Крысиный остров» и другие истории

Покраснев от фабричного дыма, солнце скатилось к крышам домов, а я по-прежнему не написал письмо. Вместо этого я принялся просматривать наши исследовательские материалы. Может ли «Анх» содержать вещества, вызывающие агрессию? И если да, то можно ли исключить эти вещества, чтобы при этом сохранить эффект продления жизни?

В десять вечера, когда все остальные разошлись по домам, я вернулся в лабораторию, взял анализ крови у двух дохлых мышей, а после — у себя самого и запустил кровь в аппарат, анализирующий ее состав. Ознакомившись с результатами, я убедился в том, что и так подозревал: агрессию вызывает как раз то действующее вещество, которое предотвращает старение. Таковы были две стороны одной медали.

Однако анализ крови показал и еще кое-что. Концентрация «Анха» в крови мышей была ниже, чем следует, особенно учитывая, что препарат им ввели в тот же день. Я достал из холодильника одну капсулу с препаратом и поместил ее под микроскоп. Минуты не прошло, а я уже обнаружил в крышке два отверстия, невидимые для глаза, но настоящие гигантские кратеры под стеклом микроскопа. Кто-то прокалывал капсулы сверхтонким шприцем. Через одно отверстие вор вытягивал из капсулы «Анх», а через другое впрыскивал взамен украденного препарата какую-то другую жидкость, по всей видимости воду.

Будучи руководителем научной группы, я имел доступ к протоколу посещения лаборатории. Я тщательно изучил его, выискивая того, кто в последнее время чаще других покидал лабораторию последним. Срок годности у «Анха» непродолжительный, африканским карликовым мышам большие дозы не требуются, поэтому препарат производился непрерывно, но в маленьких количествах. Иначе говоря, вор выходил на охоту регулярно и таскал по чуть-чуть.

Я нашел то, что искал. Имя. Антон, тихий скромный мужчина, который в свои тридцать девять лет по-прежнему трудился лаборантом. Может, он был просто лишен тщеславия, а может, так и не сдал выпускной экзамен по биологии. Не исключено, что причиной стало его здоровье, — по крайней мере, последние несколько лет он надолго брал больничный. Несмотря на это, работал он у нас давно и отвечал за уборку лаборатории в конце дня, поэтому ему и ключи доверяли. Судя по протоколу посещения, за последний год Антон не реже двух раз в неделю оставался в лаборатории один.

Я немного поразмыслил, а после позвонил Копферу и поделился своими догадками с ним.

Потом я погасил свет и поехал домой.

Когда спустя два часа я с бутылкой пива сидел перед телевизором, в новостях показали этот репортаж.

Репортер стоял на улице перед полицейской машиной с мигалкой. Он говорил, что полиция попыталась арестовать тридцатидевятилетнего мужчину, подозреваемого в краже препарата, принадлежащего компании, в которой он работал. Но подозреваемый напал на двоих полицейских с ножом и нанес одному серьезные ранения. Сейчас преступник забаррикадировался в собственной квартире. К его дому прибыли вооруженные полицейские — они пытаются завязать разговор с преступником, но тот не желает ни разговаривать с ними, ни сдаваться. Оживленно жестикулируя, репортер показал на дом и сообщил, что подозреваемый только что выглядывал из окна, размахивая окровавленным ножом и выкрикивая угрозы и ругательства. На этом месте репортаж прервался, и серьезный диктор в студии сказал, что с ними только что связались из больницы: тяжело раненный полицейский скончался.

Я уставился на экран. Прячась за машинами, полицейские целились в дом Антона. Может, пока они и не знают о случившемся, но вскоре им скажут, что их напарник мертв. И я представил, как их пальцы чуть сильнее надавят на спусковой крючок. Я выключил телевизор. Видел я уже достаточно — исход мне и так был понятен.

Поставив на стол пустую бутылку из-под пива, я посмотрел на шприц.

То, что я сам приносил «Анх» домой, воровством не считалось: я поступал так для того, чтобы ускорить тестирование препарата на людях. На Кларе. И когда действие препарата показало положительные результаты, хоть и имевшие досадное побочное действие, — на себе самом. Я принимал «Анх» полтора месяца и не замечал у себя ни подавленности, ни повышенной агрессивности. Впрочем, возможно, что сам человек собственных чувств не замечает, отсекает их и полагает, будто это обстановка на него давит или требует жестокости.

Я вспомнил про труп у меня в ванне.

Я — а ведь я ни разу в жизни, даже в детстве, не поднял руки на другого — убил человека.