Ю Несбё - «Крысиный остров» и другие истории

Меня тревожил не риск быть осужденным за убийство, а то, что они, не добравшись до моего мозга, пропустят через «Экзор» мозг Юханссона. Формулу целиком они не получат, однако настолько продвинутся в своих поисках, что, как верно заметил сам Юханссон, рано или поздно доберутся до правильного ответа.

Я посмотрел на часы. У меня имелись все основания полагать, что Юханссон — который был классическим закоренелым холостяком — ни с кем не поделился планами навестить меня, поэтому, очевидно, хватятся его не сразу.

Оттащив тело в ванную, я уложил его в ванну и укрыл турецким ковром из прихожей. И поехал на работу.

Я сидел в кабинете и смотрел на клавиатуру. Рядом лежала газета, где на первой странице рассказывалось о предстоящей встрече глав четырех конфедераций в Ялте. Разумеется, такая мысль уже приходила мне в голову. Я прогнал ее, но потом снова вспомнил и опять прогнал. И вот сейчас она появилась вновь, я даже вставил в пишущую машинку лист бумаги и приготовился печатать. Потому что Эггер был прав: ученого непременно тянет поделиться своими знаниями. И если «Анху» суждено стать благословением рода человеческого, произойдет это лишь одним способом: все, все без исключения получат формулу одновременно, чтобы никто из власть имущих не стал злоупотреблять этим знанием. Возможно, конечно, что война за ресурсы все равно разразится, однако если я передам формулу правителям мира, пока они все в Ялте, и они поймут, что единственная альтернатива хаосу и беспорядкам — это согласие и общие правила распределения ресурсов, то не исключено, что завершится вся эта история успешно.

Вопрос лишь в доверии к человечеству. Кьеркегор называет подобное скачком веры: нужно убедить себя в том, во что ты, принимая во внимание опыт и логическое мышление, прежде не верил. Потому что выбора не существует. Если я, ученый очень хороший, но не уникальный, наткнулся на формулу долгой и в теории вечной жизни, то и кто-нибудь еще на это тоже способен, и тут уж не важно, что я храню эту формулу в секрете. Такова теория хаоса: все, что может случиться, непременно произойдет.

Итак, один и тот же текст, четыре копии, четыре письма, адресованные главам конфедераций. Формула и объяснение того, что это такое и почему разослано всем. Наверняка мои послания дойдут до них не сразу, сейчас все иначе, не то что во времена интернета. Но мои бланки для писем и моя подпись — старший исследователь компании «Антойл мед» — сделают свое дело, и уж ученые-то с моими письмами наверняка ознакомятся. А значит, совсем скоро они поймут, что именно попало им в руки, поймут, что дело неотложное и подлежит обсуждению в Ялте.

Я стукнул по клавише. Дверь в кабинет открылась.

Когда мои подчиненные входят без стука, я имею обыкновение их отчитывать, однако, увидев встревоженное лицо Мелиссы Ворт, я понял, что она не просто забыла постучаться.

Я собрался с духом. Загадочное отсутствие Бернарда Юханссона — вот о чем она наверняка пришла сообщить мне.

— Мыши, — выпалила Мелисса, и я заметил, что на глаза у нее навернулись слезы, — они… они…

— Они — что?

— Они убивают друг дружку.

Когда мы с Мелиссой вбежали в лабораторию, остальные уже столпились вокруг одной из общих клеток, где мы держали мышей, пока те не начали проявлять признаки агрессии.

В покрывавшей пол стружке лежали шесть дохлых мышей, а четыре оставшиеся были заперты в одиночных клетках.

— Мы действовали по программе, — сказала Мелисса, — сократили до минимума инъекции, и когда во время кормления в одиночных клетках они перестали вести себя агрессивно, мы выпустили их в общую клетку, как и было решено. И тут они вцепились друг другу в горло, все сразу, будто только того и ждали. Произошло это все так быстро, что мы не успели вернуть их в клетки… — Голос Мелиссы дрогнул.

Она работала с нами с самого начала, была одной из тех, кто видел рождение чуда, кто вложил в эту работу все свое время и жизнь.

— Достаньте их оттуда, — попросил я, — и положите в холодильник.

Я вернулся в кабинет, собираясь дописать письмо главам конфедераций.

Но вместо этого я неподвижно сидел, уставившись на чистый лист и вспоминая дохлых мышей. Случившееся не особенно меня удивило. Вот только почему? Агрессия как побочное действие «Анха» — дело одно, но ведь мыши оставались агрессивными и после того, как дозу уменьшили. Способен ли препарат навсегда изменить состав мозга? И еще вопрос. У мышей проявление агрессии более или менее одинаково, для них шипеть и убивать — примерно одно и то же. Каким образом «Анх» изменит поведение человека? Поведение Клары — это отдельный случай и, разумеется, может объясняться совершенно иными факторами, да и склонности к убийству у нее не появилось. Или я ошибаюсь? Что произошло бы, не давай я ей одновременно с «Анхом» антидепрессанты?