Лорен Бьюкес - Земля матерей [litres]

Дж. У.: (неразборчивые всхлипывания)

Рыболов: Предлагаю вам пройти со мной. У нас есть комната для размышлений, где вы сможете посидеть до тех пор, пока не успокоитесь. Она отдельная, вас там никто не побеспокоит.

Дж. У.: Я не… я не… (неразборчиво)

Рыболов: Извините, я вас не слышу. Вы не могли бы повторить еще раз, пожалуйста? Я хочу вас услышать.

Дж. У.: Я не хочу оставаться… оставаться одна.

Рыболов: В таком случае я посижу с вами.

Дж. У.: А как же все эти люди… которые хотят поговорить с вами… там ведь… там ведь их целая комната, и все они вас ждут…

Рыболов: В настоящий момент я нужна им не так, как вам. Идемте, Джанетта. Идемте со мной. Я побуду с вами столько, сколько нужно.

(Запись заканчивается)

У Билли возникает ощущение деревьев. Фактура леса. Кто-то переклеил обои, не сказав ей. Она очень мерзнет, затем ей очень жарко, она пытается стянуть с себя рубашку, но ей не дают. Чьи-то руки удерживают ее. Грохот упавших на пол предметов.

– Держи ее крепче!

Ей силой поворачивают голову набок, прижимают ее к клеенчатой скатерти, красные и белые клетки, как коврик для пикника из детской книжки. Кто-то пытается забраться ей в мозг и поковыряться там. Билли протестующе вопит, пытается сопротивляться, однако ее руки крепко прижаты к столу. Раскаленный добела рывок скальпа, и ее голова раскрывается, воспоминания длинной лентой раскручиваются на пол.

– Господи, какая же ужасная вонь! – Голос Рико. Где-то кто-то давится, словно комок волос застрял в глотке.

– Хреново дело, – говорит незнакомый голос, сиплый от чрезмерного обилия сигарет. Но здесь для Билли все чужие. Никто ее не знает. Никому нет до нее дела. Кто-то копается в ране у нее на голове, и она громко стонет.

– Ее не обработали должным образом. Придется отрезать это.

Билли брыкается и стонет:

– Не-е-ет!

– Успокойся, солнышко, – говорит скрежещущий голос. – Это мертвое мясо. Его нужно убрать.

– Ты врач? – краем рта с трудом выдавливает Билли. Черты лица женщины вырисовываются расплывающимся месивом на периферии поля зрения, увиденные через руку, которая прижимает ее голову к скатерти, пахнущей гвоздикой и мылом.

– О лучшем тебе сейчас нечего и мечтать.

– Мне нужно в больницу. Мне нужен врач, мать вашу!

– Тсс, ты только усложняешь себе жизнь. Вот это поможет. – Комариный укус в руку. Нет, побольнее.

– Ты тратишь на нее хорошее лекарство?

Мечты о подпольном стоматологе. Кладбище и варка клея из дохлых лошадей. Любовь и обман. Улыбка улыбок, в которой встречаются две улыбки. Все ее тайны выпариваются из дыры в голове черным маслянистым дымом. Вокруг женские голоса, перешептывания скворцов, сливающихся и разделяющихся в конфигурации, в которых она не видит смысла.

Билли просыпается, вся в поту, тело чешется, она лежит на полу на тонком матрасе в голой комнате, стены покрыты рисунками. Прошло несколько часов или несколько дней. Ее рука, освобожденная, автоматически поднимается к затылку, к ране. Там повязка. Чистый белый бинт. Это лучше, чем клейкая лента.

Зеркала здесь нет, понимает она, поднявшись, медленно и осторожно. Ее руки покрыты крошечными красными укусами. Клопы, блохи, комары или аллергическая реакция на грязный матрас. Ленивые жирные мухи собираются в кучку на подоконнике под грязным стеклом в паутине трещин. Они жужжат и бьются о стекло. Гангренозное зловоние гниющего мяса и цветов исчезло, но Билли по-прежнему чувствует запах гари. Это признак того, что у нее сердечный приступ. Или аневризма головного мозга. Как у ее матери.

Снаружи доносится смех. Звон разбитого стекла. Снова смех. Женщины в приподнятом настроении. Билли направляется к двери, однако ее ноги получают рассинхронизованные сигналы, она спотыкается и налетает плечом на косяк, с трудом удержавшись от того, чтобы не скатиться по лестнице.

– Осторожнее! – окликает Рико со своего места у кострища. Она сидит в кемпинговом кресле, миниатюрная женщина с волосами, красными словно банка кока-колы, примостилась у нее на коленях, их ноги переплетены. – Мы не можем себе позволить постоянно тебя латать.

– Это не Чикаго. – Билли делает шаг от двери и вынуждена сесть, резко. Она оглядывается по сторонам. Зеленый фильтр. Нет, это деревья, густые, придающие всему вокруг изумрудный оттенок. Здание у нее за спиной – это старая ферма, полуразрушенная, окруженная навесами, все затянуто камуфляжной сеткой. Вдалеке сарай из гофрированного железа с заколоченными окнами, также одетый в густую вуаль камуфляжа. – Что это такое, подпольная лаборатория амфетаминов, твою мать?