Лорен Бьюкес - Земля матерей [litres]

– Ой, подожди! Подожди! Я только сейчас вспомнила. Я по тебе совсем не соскучилась!

– Ну а я, Коули, соскучилась по тебе, – улыбается Билли. – Я рада, что ты жива и здорова.

– И я тоже рада. Где ты пропадала, черт бы тебя побрал?

– Господи Иисусе, все кончено. Тебе лучше это не знать. Самой последней была яхта – мы находились на полпути к Каймановым островам, когда все рухнуло. Мой босс надеялся, что в открытом море не подхватит болезнь, но, – Билли небрежно пожимает плечами, – как оказалось, он ее все-таки подхватил. В отличие от Майлса, да? Где мой племянник?

– Думаю, на занятиях. Или играет на улице. Твою мать, я не могу поверить в то, что ты здесь!

– Мы с тобой вместе. Ты хоть представляешь себе, как трудно было разыскать тебя во всем этом месиве?

– Ты сможешь остаться? – Коул удивлена этой потребностью.

– Так мне сказали. Бумаги все в порядке, но потребуется еще генетический тест для доказательства нашего родства.

– Это из-за видоизмененного гена. Похоже, у меня он есть или может быть, поэтому тобою очень заинтересуются. В кровожадном смысле.

– Знаю, глупышка. И мне также рассказали о возможности выращивания яйцеклеток, так что перестань тревожиться. Все хорошо. Я буду с тобой, возможно, даже решится вопрос с нашим гражданством. Если только я не сделаю какую-нибудь глупость и меня не вышвырнут отсюда. Но ты будешь оберегать меня от неприятностей, правда? – Билли берет ее под руку. Несмотря на то, что из них двоих она младшая, она всегда была выше ростом, с тех пор как им исполнилось семь и девять лет. – Классная у вас тут пещера. А как насчет еды?

Вошедшая Патти застает ее ругающей компьютер и ублюдков-ублюдков-ублюдков из ФБР, ЦРУ или откуда там еще, выдающих себя за ее покойную сестру.

– Мерзавцы! Больные извращенные подонки!

– У вас… э… все в порядке? – спрашивает Патти.

– Да. Все замечательно. Извините. – Пристыженно.

– Временами связь пропадает. Интернет без маршрутизатора – не самая надежная штука. Я знаю, как это может выводить из себя.

– Дело не в этом. Тут… что-то другое, – неуклюже заканчивает Коул.

Патти прислоняется к косяку.

– Знаете, у меня был любовник.

– Мм… – Этого Коул никак не ожидала. – Уверены, что я должна об этом знать? – издает неуверенный смешок она. Откуда все это, черт возьми?

– Ничего примечательного. Обыкновенный старый хрыч. Мне было ужасно – лгать, красться, прятаться. Страшная штука. Но, знаете, что было хуже всего? Я не хотела вмешивать в свои дела посторонних. Я никому не открылась, ни подругам, ни родственникам, ни психологу, ни священнику, ни даже моим собакам, потому что это были наши собаки, и я понимаю, пусть они и животные, но я не хотела, чтобы они смотрели на меня с той абсолютной беззаветной собачьей любовью, какую дарят хозяину собаки, потому что не заслуживала этого.

– Уверена, это не так.

– Конечно. Но именно так я себя тогда чувствовала. Мужчины – ну, они умерли. Оба. Как и все остальные, и тогда это перестало иметь смысл, боль, ноющее сердце и все разговоры, порожденные такими событиями, все нелегкие выяснения отношений. Но знаете, что по-настоящему причиняло боль? Что отравляло мне каждый день? Невозможность высказаться. Потому что я полтора года носила эту тайну в себе, не поделившись ею ни с одной живой душой. Я была совершенно одна с ней, и она отравляла меня смертельным ядом. Кому-нибудь из ваших близких делали химиотерапию?

– Было уже слишком поздно. – К тому времени как Девон заболел, во всех больницах уже выстроились длинные очереди, словно в престижные клубы.

– Джон прошел через химиотерапию. Мой муж, не любовник. Того звали Дейв. Крупные мужчины, оба, в этих «пакетах милосердия» опиатов недостаточно, чтобы помочь им мирно уйти. В конце концов мы оказались все вместе в одном доме. Как вам такое нравится?

– Вы сделали то, что должны были сделать. – Нужно подыграть ей, чтобы она не вернулась обратно к неудобным вопросам.

– Вот так я и рассказывала о своих похождениях, когда наконец начала говорить о них, и это явилось таким облегчением, что я даже не могу вам передать. А может быть, могу. Я вас не знаю, не знаю, что произошло у вас в жизни. Но я хочу вам сказать, что есть тайны, о которых нужно говорить. Человек должен высказаться, хотя бы собаке, которая все равно не сможет его судить. Но здесь достаточно дружелюбных людей – все они тоже прошли через свой собственный ад, – и они тоже не станут вас судить. Помните тот бред про туристический лагерь, который вы несли, когда только сюда приехали? Я сразу же поняла, что это вранье, но мне не было никакого дела. У нас здесь бывали самые разные люди. И недавно, и раньше. Люди, стремящиеся уйти от своих бед. От надоедливых ухажеров, от бывших мужей, по-прежнему требующих внимания, от токсичных семей. У вас такой вид. Мне он хорошо знаком. Затравленный. Вид человека, находящегося в бегах.