«Воля – бог, и он во мне, следовательно, я – бог, расторгнувший цепи чувств. Разрушать жизни, согласно начертаниям холодного ума, таков мой план – и жить удовольствием сознания, что я один стою выше своей человеческой природы».
Мысли эти возносили меня, как на крыльях. Воображению моему представились огромные толпы мертвецов – жертвы будущих разрушений, – и постепенно меня снова стал охватывать испуг пред самим собой. Мне стало казаться, что нас два, и вот мой двойник Кандинский начал обрисовываться в страшных чертах небывалого убийцы, и я снова ужаснулся. Я понял, что во мне было нечто слабое, человеческое, мешающее мне осуществить свой страшный идеал.
Я ужасался все более и более по мере того, как в воображении моем все ярче рисовался он – иллюзия моего ума! – железный бесчувственный человек. Он и я не сливались воедино в моем воображении, а казалось мне, что я – слабый несчастный больной, а он – другое лицо: могучий, бесчувственный, стоящий одиноко среди человечества с умом, преисполненным бесстрашных идей, и с сердцем, веющим холодом; и вот он, одинокий среди людей, гордый и бесчувственный, намечает себе жертвы и методически, с холодной иронией, издевается над их желанием жить, незаметно перерезает какой-нибудь нерв в их больном организме, и они умирают один за другим.
С этими картинами в уме своем я стоял долго, и ужас все более охватывал меня, и вдруг в то время, когда умом моим овладевал он , в глубине завопил голос:
«Ты – сумасшедший. В твоем мозгу поселилось безумие…»
Я качнулся, точно меня кто ударил, вскрикнул, и собственный голос мой, казалось, пробежал по всем нервам моего организма, и они завибрировали.
Вдруг какая-то длинная тень внезапно поползла по полу, на который были устремлены мои глаза. Я поднял голову и остался неподвижен, пораженный, как громом, с широко раскрытыми глазами, из которых, как мне казалось, лился ужас.
Передо мной стоял стройный, безукоризненно одетый господин с гордо поднятой головой, с лицом бледным, покрытым как будто тенью. От его нечеловечески гордого лица веяло холодом и бесчувственностью. Я смотрел на самого себя, и холод пронизывал меня, точно за мной стоял еще кто-то и невидимо веял на меня крыльями. Из моих уст вырвался какой-то стон, в то время как глаза были устремлены на призрак.
– Ты – я!.. Правда ли это?
Злобная улыбка, точно лезвие бритвы, пробегала по его тонким губам, и из глаз лился холод.
– Ты – галлюцинация. Я болен, но с ума не сошел и изгоняю тебя. Во мне есть воля, железная воля… Прочь, прочь!..
Точно буря сорвала меня с места, отчаяние подняло во мне безумную смелость и ярость, и я зашагал. Призрак удалялся от меня, как тень, и вдруг я почувствовал на себе чьи-то руки.
– Что с вами?
Передо мной стояли мои коллеги с недоумевающими, изумленными лицами, но ужас во мне был так велик, что я продолжал рассеянно смотреть, отвечая дико и странно:
– Он стоял здесь… вы не видели?.. Он… он!..
– Кто он? – послышался спокойный голос маленького доктора.
– Галлюцинация. Честное слово, я серьезно, господа. Человек какой-то… тень. Я его изгнал. На это надо иметь характер.
Мне казалось, что по лицам моих коллег пробежала отвратительная улыбка. Самолюбие мое было жестоко уязвлено и я гордо выпрямился.
– Как это странно все, – проговорил маленький, толстый доктор, с недоумением на меня глядя.
– Странно что?.. – воскликнул я резко, как бы бросая им вызов.
– На вас повлияла мертвая девушка, это ясно. Но вы, видимо, очень испуганы.
Я возразил на это что-то чрезвычайно гордо и затем, совершенно овладев собой, начал приводить примеры галлюцинаций великих людей, посмеиваясь над ними и над собой и объясняя все подобные явления исключительно физиологическими расстройствами машины – мозга. В конце концов, овладев своими слушателями и почувствовав, что снова делаюсь прежним ультрареалистом, я с нервной веселостью рассказал какой-то анекдот, попрощался с ними и направился к двери.
В полумраке, где начинался темный коридор, стояла чья-то высокая фигура; я невольно остановился перед Гаратовым.
– Прелестно, – проговорил он.
– Что такое?
– Ваша речь, искусно сплетенная из цветов вашего злого остроумия, очаровательна, и вы восхищаетесь собой недаром: колоссальное самомнение.
– Послушайте Гаратов, ваша манера выходить передо мной точно из-под земли действует очень неприятно. Откуда вы явились, черт побери?!
– Да я же стоял здесь и видел из своего угла, как вы разговаривали с ним… А дама ваша – посмотрите, как она испотрошена…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу