Фиона Бартон - Дитя

– Без проблем. Я подожду.

Немного позднее, когда мы с ней сидели в парке – в этом самом парке, – держа в руках по баночке сидра и пакетику чипсов, как в старые времена, я даже начала думать, что Гарри – это мой «звоночек» к пробуждению.

Она знала, что я отправилась жить к бабушке с дедушкой, но я уехала, даже не сказав ей «до свидания», и когда мы снова встретились, она все еще кипела яростью, что я так вот ее бросила. Успокоилась она только тогда, когда я сказала, что Джуд с Уиллом меня выгнали из дома. Тогда же, сидя в парке, я призналась, что бросила школу, как только появилась такая возможность, потому что не хотела быть к чему-либо привязанной.

– Вместо диплома и ипотеки на долгие годы я выбрала для себя свободу, – даже похвалилась я. – Чтобы я могла заниматься тем, чем хочется, и ехать туда, куда угодно.

Гарри вновь пристально на меня посмотрела и спросила:

– Так почему тогда ты, Эмма, не где-то там витаешь, покоряя мир?

Сидр вкупе с ностальгией ослабили мою защиту, и я расплакалась. Крупные слезы покатились по моим щекам. В этот момент мне больше всего хотелось, просто физически хотелось, снова стать самой собой. Той девчонкой, которой я была когда-то.

Гарри обхватила меня руками и долго, не говоря ни слова, прижимала к себе.

– Потому что я полное ничтожество, – смогла наконец выдавить я.

– Только не для меня, – ответила она, явно ожидая от меня продолжения.

И я начала рассказывать ей то, что чувствовала на самом деле.

– Когда я была маленькой, Джуд всегда говорила, что я могу стать кем угодно. Однако реальность такова, что я нынче – просто никто и ничто.

Годы работы в пабе: обслуживание столиков в зимнее время, а в летнее – еще и смена постелей да чистка туалетов; грязные простыни, грязные постояльцы, постоянные переходы с работы на работу – все это вымотало меня вконец.

– Я уже не способна что-либо начать, Гарри, вот в чем проблема. Такое чувство, будто я все время в каком-то густом тумане, и мне никак не различить, что впереди. Мне слишком страшно двигаться куда-то вперед – ведь все может стать гораздо хуже. Я все время говорю себе: сиди, где сидишь. Это самое безопасное для тебя место.

– Что же такое с тобой случилось? – спросила она.

– У меня был ребенок.

– Ой, Эм…

– Я не могла тебе это сказать или вообще кому-либо… Я совершила нечто ужасное.

Гарри снова надолго замолчала.

– Мне страшно жаль, – сказала она наконец. – Но уверена, что на тот момент это было самое правильное.

Помню, меня так ошарашили эти ее слова. Как такое вообще может считаться правильным! Но тут до меня дошло, что Гарри решила, я имею в виду аборт, и чуть было не поправила ее ошибку, однако вовремя с облегчением поняла, что так мне не придется объяснять ничего дальше.

– А кем бы ты хотела стать, когда вырастешь? – словно в школе, спросила Гарри, когда я успокоилась.

Я положила голову ей на плечо и начала мечтать о будущем.

– Я подумываю пойти в университет, Гарри, – сказала я.

– Отлично. Тогда тебе понадобится для начала аттестат о полном среднем образовании. Но с твоими-то могучими мозгами…

– Не уверена, что в них еще что-то осталось.

– Так загрузи, – уверенно сказала Гарри. – Итак…

– У меня уже была мысль подать заявление в вечернюю школу.

– Хороший план, Эмма.

– Ага, я снова стану школьницей! – рассмеялась я.

В душе у меня тогда появился какой-то свет, которого я не видела уже очень давно.

Однако сейчас ничего светлого я в себе не ощущаю. Кофе уже вовсю остывает, а я все пытаюсь рассказать Гарри все и в то же время ничего.

Я понимаю, что в какой-то момент она вспомнит про Элис Ирвинг – от этой связи с Говард-стрит нам никуда не деться.

– Слушай, а что там за история про малютку Элис? – спрашивает Гарри. – Помнишь, как мы любили сидеть у вас в садочке? В то последнее лето, прежде чем ты уехала к бабушке? У тебя были складные шезлонги, помнишь? Мы еще все время спорили, кому взять желтый.

– Мне кажется, что этот ребенок с Говард-стрит – мое дитя. Мне постоянно об этом снится.

Гарри вперивается в меня пристальным взглядом, а я пытаюсь придумать, что еще сказать.

– Это не так, Эмма, – медленно, точно малому ребенку, говорит она. – Это Элис Ирвинг. Это подтвердила полицейская экспертиза. Не надо такого говорить. Я понимаю, что эта история тебя глубоко расстроила, но, может, оно как-то связано с тем твоим абортом? И сейчас все чувства, что в тебе все это время тайно сидели, разом выплеснулись наружу? Это вообще совершенно нормально. Такое было ужасно пережить. А Полу ты говорила?