Нельсон Демилль - Реки Вавилона

Первым молчание нарушил Талман:

— Тогда зачем ты сказал это, черт побери? Ведь был же шанс, что они проведут голосование. А теперь ты им предоставил самый простой выход.

— Они бы не проголосовали за десантную операцию.

Талман посмотрел на Ласкова.

— Ты сомневаешься в собственных выводах?

Ласков резко остановился.

— У меня нет абсолютно никаких сомнений. Они в Вавилоне, Ицхак. Я это знаю. — Он замялся, потом добавил: — Я даже слышу их.

— Чепуха. Вы, русские, неисправимые мистики.

Ласков кивнул.

— Это точно.

Талман попытался воспользоваться тем, что в недавнем прошлом был начальником Ласкова.

— Я настаиваю на том, чтобы ты сообщил мне, что задумал, когда говорил о предоставлении убедительных доказательств.

Ласков зашагал дальше.

— Предположим, ты захотел подать знак самолету-разведчику, находящемуся на большой высоте. Как бы ты сделал это, не имея радио?

Талман задумался на секунду.

— Ты имеешь в виду знак, который бы он сфотографировал? Ну, я бы разложил на земле что-нибудь большое… ты понимаешь. А если это сделать невозможно или если самолет слишком высоко, если темно… или если песчаная буря, тогда я… я бы соорудил источник тепла, наверное. Но мы видели эти источники тепла. Они не могут являться убедительными доказательствами.

— Они станут такими доказательствами, если будут выложены в форме звезды Давида.

— Но там не было ничего подобного.

— Нет, было.

— Не было.

Продолжая свой путь, Ласков, похоже, разговаривал с самим собой.

— Там собрались такие умы, и странно, что никто не подумал об этом. Но это вообще очень сложная штука… я имею в виду фотографии, сделанные в инфракрасном излучении. Возможно, у них уже выложена звезда Давида, а они только ждут момента, чтобы зажечь ее, когда заметят самолет. Или, может быть, у них не осталось керосина, а может, осталось слишком мало, и они расходуют его только на изготовление «коктейля Молотова». Да и почему они должны думать, что над Вавилоном может появиться разведывательный самолет? Я имею в виду, почему…

Талман оборвал его рассуждения.

— Тедди, все дело в том, что они не зажгли звезду Давида и вообще не подали никакого сигнала, означающего «Мы здесь!» Может, им не хватило времени… — Голос Талмана дрогнул. — Но, как бы там ни было, никаких сигналов и знаков нет.

— А если бы был ?..

— Меня это полностью убедило бы. Да и большинство остальных.

— Что ж, тогда нам следует посмотреть на фотографии, которые разведка ВВС не посчитала нужным отправить премьер-министру. Уверен, на них мы увидим остаточное тепло от сгоревшего керосина, и этот знак будет иметь форму звезды Давида. Главное знать, что ты хочешь увидеть… и тогда обязательно увидишь.

Талман резко остановился. Голос его прозвучал тихо, почти шепотом.

— Ты с ума сошел?

— Вовсе нет.

— Ты на самом деле собрался подделать одну из этих фотографий?

— А ты веришь, что они находятся… или находились… в Вавилоне?

Талман верил в это, хотя и сам не знал почему.

— Да.

— А в то, что цель оправдывает средства?

— Нет.

— Если бы там находилась твоя жена… или дочь… ты думал бы иначе?

Талман знал об отношениях Ласкова и Мириам Бернштейн.

— Нет.

Ласков кивнул. Талман не лгал. Он провел слишком много времени среди англичан, при принятии решений эмоции у него отодвигались на задний план. В большинстве случаев это была очень хорошая черта характера, но иногда Ласкову хотелось, чтобы Талман вел себя в большей степени как еврей.

— Пообещай мне, что забудешь о нашем разговоре и отправишься спать.

— Нет, — отрезал Талман. — Я считаю своим долгом арестовать тебя.

Своими большими руками Ласков взял Талмана за плечи.

— Они умирают в Вавилоне, Ицхак. Я знаю это. Ицхак, позволь мне помочь им. Позволь мне сделать то, что я должен сделать. Забудь о нашем разговоре. Когда ты был моим командиром, ты раз или два закрывал глаза на мои дела… да, да, я знаю это… и не надо смущаться. Иди домой. Иди домой и спи до полудня, а когда проснешься, все уже будет закончено. Нас ждет национальный праздник… или, да, трагедия… а может, даже война. Но какой здесь может быть выход? Позволь мне сделать это. Меня не волнует, что случится со мной после, но сейчас позволь мне уйти.

Талман почувствовал себя неловко от внезапного откровения Ласкова, как в физическом, так и в эмоциональном плане. Он сделал небольшое движение, желая показать, что ему неприятно, когда его держат, но Ласков не ослабил хватку.