Ласков приложился к своей водке.
— Думаю, Риш не сумел захватить их, иначе он уже дал бы о себе знать.
— Тедди, но если они не пленники, то, значит, мертвы.
Ласков снова сделал глоток водки.
— Живы! Я знаю это. Я это чувствую.
— Но где тогда их держат в плену?
— В Вавилоне. — Это вырвавшееся слово удивило самого Ласкова так же, как и Талмана. Возможно, эта мысль пришла Тедди в голову потому, что в разговоре они употребляли слова «пленные», «держать в плену», вместо «заложники», «взять в заложники». Тут была прямая ассоциация с Вавилоном. А может быть, помогла водка. Или все же это было нечто большее, чем ассоциация слов в совокупности с алкоголем. — Вавилон, — повторил Ласков и почувствовал, что попал в точку. — Вавилон, — снова произнес он, встал и отодвинул кресло. — Вавилон! — на этот раз уже почти закричал Ласков, и головы посетителей повернулись в его сторону. Талман схватил его за руку, но Тедди вырвался. Он сгреб свои бумаги в «дипломат» и выбежал на улицу.
Талман еле успел впрыгнуть на сиденье такси рядом с Ласковым, машина уже трогалась.
— Иерусалим! — крикнул Ласков водителю. — Дело чрезвычайной государственной важности!
Талман захлопнул дверцу машины, и водитель, который знал о законе, позволяющем превышать скорость в случае дела чрезвычайной государственной важности, резко рванул вперед, пересек площадь Святого Георгия и свернул на дорогу, ведущую в Иерусалим.
— Вавилон, — снова произнес Ласков, но на этот раз уже гораздо тише.
Водитель бросил взгляд через плечо, а потом посмотрел в зеркало заднего вида, изучая лица своих пассажиров.
— Вавилон, — повторил Талман, но не так убежденно, как Ласков. — Да. Возможно. Вавилон.
— Вавилон, — проговорил Иаков Хоснер, глядя на папку с психологическим портретом Риша. — Все разрушения Вавилона не так ужасны, как опустошение в сознании людей. — Он где-то вычитал эту фразу. Хоснер отыскал на полу полбутылки вина, составлявшие рацион Кана. — Все же лучше, чем ничего. — Он сделал большой глоток, но не выдержал и сплюнул. — Если я когда-нибудь вернусь в Хайфу, то употреблю всю свою энергию на производство хорошего местного вина.
На Бекера не произвели впечатление ни эрудиция Хоснера, ни его планы на будущее.
— Что меня действительно раздражает, так это то, что мы вынуждены сидеть и ждать, что еще выкинет этот сумасшедший. А сами ничего предпринять не можем.
— А может, и следовало бы, — заметил Хоснер. — Возможно, настало время нам перейти в наступление.
При этих словах Бург оживился.
— Что ты имеешь в виду?
Хоснер растянулся в кресле.
— Они, наверное, уже вернулись в свой лагерь к воротам Иштар. И если они собираются снова атаковать после захода луны, то сначала они соберутся в районе сосредоточения, на рубеже атаки у подножия склона. Это обычная военная процедура. Наиболее удобное место для этого — район городской стены. Мы можем устроить там засаду. Человек десять или пятнадцать вполне справятся.
Бург покачал головой.
— Ради Бога, Хоснер, не строй из себя генерала. Все, что мы можем, так это не допускать их на вершину холма. Нельзя никого посылать за пределы периметра обороны. Если наши люди, которые устроят засаду, не дождутся арабов, то, когда начнется атака, у нас будет на десять — пятнадцать человек меньше.
— Но тогда они смогут атаковать ашбалов с тыла, — не сдавался Хоснер. — Или напасть на их лагерь. Перебить раненых и санитаров, вывести из строя средства связи, сжечь жилища и, может быть, даже освободить Дебору Гидеон.
Бург несколько секунд разглядывал огонек трубки.
— Кто ты, Хоснер… вождь Аттила или руководитель службы безопасности авиакомпании «Эль Аль»? Перебить раненых… сжечь жилища… Ты рехнулся? Держись подальше от полной луны.
— Он всегда был сумасшедшим, во всяком случае, все то время, пока я работаю в «Эль Аль», — вставил Бекер отнюдь не шутливым тоном.
— Но мы должны что-то делать! Хотя бы отправить людей с западного склона за водой.
Бург снова покачал головой.
— Если там остался хоть один ашбал, то эта затея бесполезна. Уверен, добровольцев найдется много, но я вынужден опять возразить против посылки кого-либо за пределы периметра. Включая и на посты наблюдения и подслушивания. То, что произошло с ними, просто ужасно. — Сейчас Бург чувствовал уверенность в своих способностях возглавить обороняющихся. Ведь как бы там ни было, но Хоснер во время боя покинул командный пункт, и Бург понимал, что это укрепило его позиции. Ведь именно его, Бурга, люди видели стоящим на командном пункте и отдающим приказы. Да, впечатление он произвел, и второстепенная роль его уже больше не удовлетворяла. Теперь он может говорить с Хоснером на равных, и Хоснер будет вынужден прислушиваться к его мнению. — Жесткая оборона. Никаких вылазок. Воду будем растягивать. Никаких передовых постов наблюдения и подслушивания. Спрячемся в панцирь, как черепаха, и будем сидеть там, пока кто-нибудь не догадается, что мы здесь.
Читать дальше