Дот Хатчисон - Дети лета

Подъездная дорога, проходя до задней стены дома с левой его стороны, полностью вмещала мой автомобиль, и, выключая двигатель, я машинально проверяла, в порядке ли раздвижная стеклянная дверь заднего крыльца. Этот явный показатель личной мании преследования, связанной с работой, воспринимался как подходящая цена в лучшие дни, когда нам удавалось спасти малышей и в целости доставить их домой.

Все выглядело нормально, поэтому я открыла дверцу машины. Шиван, прихватив наши дорожные сумки с заднего сиденья и повесив их на плечо, первой направилась по дуговой дорожке к переднему крыльцу.

– Как ты думаешь, Вик принесет завтра что-нибудь вкусненькое от своей матери?

– Уже сегодня? Вероятность велика.

– М-м-м… меня вполне устроило бы нечто в датском стиле. Или – ах! – те круглые слойки с ягодно-сливочной начинкой…

– Знаешь, ей посоветовали научить тебя их готовить.

– Но у Марлен выпечка получается гораздо лучше. – Шиван миновала датчик движения и, когда на крыльце загорелся свет, с усмешкой оглянулась на меня. – Кроме того, они не выживут, если я буду печь их, пытаясь выступить в роли кулинара, поскольку я слопаю все до того… О боже!

Я выпустила сумочку, и чисто машинально в моей руке тут же оказался пистолет, а палец прижался к предохранителю спускового крючка. Яркий свет, заливший крыльцо, озарил сидевшую там на качелях, колеблющуюся тень. Направив к земле дуло пистолета, я медленно обошла Шиван – и через крыльцовые перила картина предстала передо мной менее загадочной. Когда мои глаза наконец оценили ситуацию, я чертыхнулась, едва не выронив пистолет.

Madre de Dios [2], на моем крыльце сидел покрытый кровью ребенок.

Внутренний голос требовал: «Беги к этому ребенку, возьми его или ее на руки и защити от этого мира, проверь, не ранен ли он». Выучка требовала: «Осторожней, оцени обстановку; нельзя уничтожить улики, которые могут помочь найти сделавшего это придурка». Иногда хорошему агенту приходится выглядеть бессердечным человеком, и трудно убедить себя в иных мотивах.

Выучка, однако, взяла верх. Как обычно.

– Ты ранен? – спросила я, шагнув вперед. – Ты здесь один?

Ребенок поднял голову; лицо его представляло ужасающую маску, испачканную кровью, слезами и соплями. Он шмыгнул носом, его плечики задрожали.

– Тебя зовут Мерседес?

Он знает мое имя. Он сидит на моем крыльце и знает мое имя. Откуда?

– Ты ранен? – опять спросила я, пытаясь сообразить, как вести себя дальше.

Ребенок просто глянул на меня огромными испуганными глазами. Он – почти наверняка мальчик, хотя пока окончательный вывод делать преждевременно – съежился, прижимая что-то к груди; одет в пижаму, большую синюю футболку и полосатые хлопковые штаны, все густо забрызгано кровью. Малыш слегка выпрямился, и когда я подошла ближе, поднявшись по трем ступенькам крыльца, мне удалось разглядеть его сокровище. Плюшевый мишка, белый там, где кровь не впиталась рыжей ржавчиной в его мех, с носиком в форме сердечка, помятыми золотыми крылышками и нимбом над головой.

Боже праведный…

Следы крови на его футболке производили тревожное впечатление – более опасное, чем все прочее, – поскольку эти густые полосы очень напоминают последствия артериального кровотечения. Они не могут принадлежать ребенку, что почти успокаивает, но тем не менее кто-то, должно быть, серьезно ранен. Его изящное тело уже сформировалось, вероятно, он старше, чем кажется; по моим прикидкам, ему лет десять или одиннадцать. Помимо крови и потрясенной бледности, выглядит избитым.

– Милый, ты можешь сказать мне, как тебя зовут?

– Ронни, – пробурчал он, – а ты Мерседес? Она сказала, что ты придешь.

– Она?

– Она сказала, что Мерседес придет и спасет меня.

– Кто такая «она», Ронни?

– Ангел, убившая моих родителей.

Визгливые завывания вдруг здорово напомнили мне, что прямо за мной страдает Шиван, та самая Шиван, которая терпеть не может разговоров о моих делах, не может даже без рыданий смотреть рекламные ролики, призывающие накормить голодающих детей в Африке.

– Шиван, пожалуйста, не могла бы ты достать наши телефоны?

– Мерседес!

– Пожалуйста, будь добра. Все три мобильника. И передай мне мой рабочий телефон.

Она не столько передала, сколько бросила его в мою сторону, и я, пошарив левой рукой по крыльцу, взяла его. Я не могла убрать пистолет, не убедившись, что нас не подстерегает опасность, и не могла проверить дом, оставив беззащитными Шиван и Ронни. Моей подруге не приходилось держать в руках оружие.