Джулия Хиберлин - Бумажные призраки

Вместо точек на этой линии – три креста. Первым отмечен город Остин, и рядом подпись: «Невидимка».

Я забралась в кузов. Карл устроил в моей тщательно продуманной системе хранения жуткий погром. Я в бешенстве. Бумаги, фотографии, вырезки из журналов и газет, распечатки из Интернета – вся информация о жизни Карла, которую я собирала и сортировала годами, – все это теперь валяется в беспорядке на дне кузова.

Однако мне повезло. Нужная статья оказалась в одной из уцелевших коробок. Она лежит в папке с надписью «Остин» и пометкой «Н.О.» – «не имеет отношения к делу».

Ну конечно, я помню девочку-невидимку с фотографии Карла! Он тогда работал над проектом газеты «Техас мансли», посвященным бездомным подросткам на Гваделупе-стрит (это неподалеку от Техасского университета). Шуму те фотографии наделали много, в основном потому, что Карл отснял всю серию работ на четыре одноразовые камеры – недвусмысленно намекая, что люди на его снимках тоже расцениваются обществом как одноразовые.

Девушка на фотографии сидит спиной к кирпичной стене и читает потрепанный учебник по физике. Из пустого стаканчика «Старбакс» торчит однодолларовая бумажка. На табличке надпись черным маркером: «Я – невидимка». Девушка угловатая, худая, но хорошенькая. От двух студенток, что идут мимо, отвернувшись, ее отличают только грязная одежда и всклокоченные волосы.

Невидимая. Ненужная. Не имеющая отношения к делу. В моих списках ее нет. Я не знаю, умерла она или вернулась домой, к ненавистным родителям. Никто не стал бы тратить время на ее поиски. Я бы точно не стала.

С годами учишься проводить границы. В какой-то момент я настолько запуталась в скрытых смыслах фотографий, настолько увязла в чужом горе, что по утрам с трудом выбиралась из кровати.

Даже сейчас, когда у меня на руках всего три дела, я иногда путаю подробности. Кто играл на виолончели – Виолетта? А кто жить не мог без апельсиновых жевательных конфет – Викки? Разные глаза были у… Николь?

Теперь мне не дает покоя «Невидимка». Я все еще что-то значу для Карла , словно говорит она.

Быстро распихав бумаги по коробкам, я начинаю рассматривать пляж и волнорез.

Карла нет.

Я прохожу пешком два квартала.

На лавке примостились несколько бродяг. Они едят гамбургеры и пересчитывают деньги ( мои деньги, по всей видимости).

Когда я описываю Карла, один бродяга пожимает плечами и говорит:

– Он сказал, если его будет искать хорошенькая белая девушка с кольцом в носу, передать ей, что он уехал.

Вернувшись к пикапу, я запрыгиваю в кузов и начинаю яростно, но методично расшвыривать коробки.

Искомое нахожу почти сразу. Карл не тронул эту коробку. Я вытаскиваю Джорджа из уютного гнездышка – очень красивый, старинный «Хассельблад» с округлым выступом сбоку. «Роллс-Ройс» в мире фотоаппаратов.

Сколько он, должно быть, повидал на своем веку.

Напротив, через дорогу, стоит несокрушимая стена волнореза, построенного за много лет до того, как ураганам стали давать мальчиковые имена вроде Харви.

Перебегая дорогу между машинами с камерой на шее, я чувствую себя ураганом. Водители, должно быть, принимают меня за глупую туристку, рискующую жизнью ради красивого кадра, которому все равно уготована печальная судьба: сгинуть среди тысяч других отпускных фотографий на компьютере.

Добежав до волнореза, я заглядываю в видоискатель. Так устроен «Хассельблад»: чтобы посмотреть на мир перед собой, надо опустить взгляд вниз.

Видно только бетонную стену. Интересно, мелькало ли в этой дыре лицо моей сестры? Она улыбалась? Или злилась? Была ли она жива?

Нажимаю кнопку. Карл прав. Звук очень приятный, мощный. Как выстрел.

Стягиваю камеру с шеи.

Я так раздавлена, так зла. И плевать мне на благоразумие.

С размаху бью камеру об волнорез. Еще раз, еще. И еще. На объективе и корпусе появляются трещины. «Хассельблад» разваливается на куски.

Маленькое убийство, Карл.

Как же это приятно.

Следующие несколько часов я просто еду, выискивая на обочине старика без рубашки и с гостиничным мешком для грязного белья. Из Гальвестона можно выбраться только одной дорогой. Карла на ней нет. В голове копошится нехорошее подозрение: уж не поехал ли он обратно к Дейзи?

Я нахожу радиостанцию с инди-музыкой и врубаю на полную громкость напевы «Крикет блю» о мифах и смерти, которые вышибают из головы все остальное. Даже подпеваю: «Осы, что завелись в моей груди, строят бумажные гнезда…»