Джулия Хиберлин - Бумажные призраки

Вот бы выяснить имена всех жертв Карла – и заодно все сопутствующие обстоятельства, все «где», «когда» и «почему», потому что я понятия не имею, какое именно убийство заставит его признать вину.

Рейчел бесследно исчезла. Только что была, и вот уже ее нет – так было и с Николь, и с Виолеттой, и с Викки. Я провела собственное маленькое расследование. Однако в случае с Николь остались хотя бы следы его ДНК на пятидолларовой купюре и был суд. В случае с Викки нашли место преступления, залитые кровью стены. В случае с Виолеттой были страшный пляж и лучшая подруга, которая могла о чем-то умолчать на допросе.

Вот бы спровоцировать Карла на осмысленный и продуктивный разговор, а не ждать безропотно, пока его память сама выйдет из позы эмбриона.

Я должна найти сестру, чего бы это ни стоило.

Но пока надо притормозить. Забыть о пистолете. Не перегружать Карла. Мой тренер не уставал повторять, что всегда лучше договориться, чем лезть в драку.

Создай комфортную обстановку. Доказано, что дружелюбным и терпеливым дознавателям, умеющим наладить контакт с подозреваемым, удается получить нужную информацию в четырнадцать раз быстрее. Преступники, с которыми разговаривают вежливо и уважительно, признаются в четыре раза чаще.

Однако внутри у меня все воет от осознания, что на неторопливые беседы времени нет. Впереди еще шесть дней, однако тени, бегущие за нами по песку, уже настигают. Поэтому вместо пешки я беру в руки коня.

– Однажды я видела привидение.

– Ого! И как прошла встреча?

– Мне было четырнадцать. Я вошла в кухню, а она стояла у микроволновки, разогревала макароны с сыром.

– Она что-нибудь сказала?

– Да. «Клево я тебя разыграла». И потом сразу исчезла.

– Призраки – они такие. Юморные. – Карл в своем репертуаре. Ничего толком не говорит, ни о чем не спрашивает .

– Школьный психолог считала, что это нормально, – осторожно продолжаю я. – У многих на почве тяжелой утраты случаются галлюцинации. Половина людей, потерявшие близких, по меньшей мере однажды видят или слышат покойников. Один школьник на протяжении месяца видел лицо своего друга, когда смотрел вверх и вправо. Крошечная голова парила в правом верхнем углу его поля зрения. С этой жалобой он обратился к трем окулистам.

Карл жестоко молчит.

– Тем призраком была моя родная сестра.

Он бросает окурок на пол и давит его каблуком. Встает. Эта часть вечера закончена.

– Мама сказала, я просто все выдумала, чтобы утешиться. Я и сама так считаю. – В моем голосе проскальзывает отчаяние. Надеюсь, под кайфом Карл его не заметит.

– Объяснить появление привидений можно как угодно, – говорит он. – Но правды не знает никто.

Обнаружив тот альбом с фотографиями на столе у учительницы, я сделала все, что положено делать в подобных ситуациях. Поговорила с родителями: спросила, откуда у нас под лестницей взялась фотография некого Карла Льюиса Фельдмана. Напомнила им, что его подозревали в совершении нескольких убийств. Рассказала, как и когда нашла близняшек и кем они для меня стали. Подружками .

Рейчел всегда была так занята.

Я говорила сбивчиво, глотая слова. Растерянный взгляд, которым обменялись родители, прошелся ножом по сердцу – буквально, как будто они взяли со стола грязный нож для масла и воткнули его мне в грудь. Лица у них были напуганные, только напугала их не моя история, а я сама .

Оба сказали, что впервые слышат про фотографию. Попросили ее показать. Я стояла на коленях и шарила руками по дну шкафа, когда они подошли сзади и все увидели. Мама издала страшный звук – крик задыхающегося зверя.

В лихорадочных поисках снимка я выкинула на пол почти всю одежду из шкафа. Мое безумное лоскутное одеяло из фотографий подозреваемых и газетных заметок оказалось у всех на виду.

Мама с воем упала на кровать сестры. Отец молча положил руку мне на плечо. А потом помог выгрести из шкафа все вплоть до засушенных лепестков праздничной бутоньерки, которую Рейчел однажды смастерила на 1 сентября. Близняшек нигде не было. Неужели я их выбросила?!

Я показала родителям место, где нашла конверт с фотографией: под десятой снизу ступенькой лестницы, ведущей на чердак. Там до сих пор висел кусочек желтого скотча – доказательство! – на который я не преминула им указать.

Папа все еще был в рабочей форме – голубая рубашка с накрахмаленным воротничком, галстук в красную полоску. Он достал фонарик, поднялся по лестнице и заглянул на низенький чердак, где стояла печка для второго этажа. Ничего, кроме шелковистых нитей паутины, там не оказалось. На всякий случай он осветил фонариком все ступеньки.