Уолтер Кенни - Скрытые пружины

В тишине гостиной, нарушаемой только звуками их хриплого дыхания, они будто танцевали какой-то безумный танец, приблизив вплотную друг к другу свои искажённые лица. Ослеплённые яростью, они не замечали меня, стоявшую в нескольких ярдах от них.

– Как же я вас ненавижу! – простонала моя мать, устав бороться и бессильно обвиснув в руках отца. – Все эти годы я и помыслить не могла, чем вы занимаетесь на самом деле. Вы умело маскировали свою дьявольскую сущность, скрываясь ото всех. Если вы сейчас же не прекратите свои бесчеловечные…

– Хорошо, Вирджиния, хорошо, – отец уговаривал её, как строптивого ребёнка, – только молчите об увиденном, прошу вас! Никто не должен узнать о том, что вы видели, иначе это приведёт к непредсказуемым последствиям. Обещайте мне, что будете молчать!

На мгновение мать замерла, пристально вглядываясь в глаза отца, а потом уверенно произнесла:

– Я буду молчать только при одном условии. Если вы отпустите меня. Я больше не могу жить в этом доме с вами, с вашими ужасными тайнами. Я хочу обрести счастье, которого лишилась много лет назад. Дайте мне уехать, не чините мне препятствий, и я промолчу о том, что видела в подвале.

На секунду-другую они оба замерли, а затем отец спросил глухим голосом, в котором явственно слышалось потрясение:

– Вы хотите уехать с ним? А как же я?!

– Я никогда вас не любила, вы же знаете , – слова эти прозвучали не злобным или мстительным выпадом в сторону отца, а только сухой заметкой, бесстрастной констатацией факта, будто бы известного всем участникам драмы. – Все эти годы – каждый день, каждую минуту, я любила только его. Вас я лишь терпела, выполняя условия сделки, навязанной мне много лет назад. Вы мне отвратительны, слышите?! Да меня трясёт от омерзения всякий раз, когда вы ко мне прикасаетесь!

Временное хладнокровие изменило моей матери, сейчас в её голосе слышалась визгливая истерика, как всегда перед началом нервного приступа. Сбросив с себя руки отца, она оттолкнула его, вложив в это движение столько злобной энергии, что и сама с трудом удержалась на ногах.

Какое-то время он стоял перед ней молча. Я видела, что его большие руки бессильно повисли вдоль тела, плечи опустились, а седая голова мелко затряслась. Повернувшись, он медленно пошёл прочь, шаркая ногами, как старик.

Только сейчас они заметили, что в комнате находится маленький зритель.

Отец, проходя мимо, равнодушно скользнул по мне взглядом, не выразив ни малейшего удивления моему присутствию. А вот мать распахнула глаза в непритворном изумлении и в ту же секунду стремительно подлетела ко мне. Пребольно хлестнув меня по левой щеке, так, что в голове зашумело, она закричала мне в лицо:

– Ах ты, дрянная девчонка! Что ты ходишь за мной по пятам? Ты прекратишь когда-нибудь шпионить за взрослыми?! А? Прекратишь, или нет?! Я с тобой говорю! Отвечай немедленно!

Мать трясла меня, схватив за плечи, что-то выкрикивая мне в лицо плачущим голосом и ярясь из-за того, что я молчу и не отвечаю ей. В какой-то момент у меня в груди будто лопнул какой-то пузырь, и тут же слёзы начали безостановочно литься из моих глаз. Я хотела, но никак не могла произнести ни слова, бессвязные звуки, вылетавшие из моего рта, казалось, не имели ко мне никакого отношения.

В какой-то момент рядом появились мисс Чемберс и тётушка Мод. Они оттащили в сторону мою словно обезумевшую мать, а меня сразу же уложили в постель и напоили горьким лекарством, которое имело очень знакомый запах.

На этом моменте почти все мои связные детские воспоминания о жизни в Хиддэн-мэнор обрываются. Последующие дни моя обессиленная память превратила в фантасмагорию невероятных картин, возникающих в моём воображении. Меня посещали невыразимо отвратительные видения, перемежающиеся с ещё более страшной действительностью.

В своём забытье я слышала обрывки бесед окружающих меня людей, и в них звучало и звучало только одно слово – сбежала!

Я лежала на постели, приподнятая на подушках, не обращая никакого внимания на тех, кто заходил в мою комнату. Чудовищная правда стеной стояла передо мной – моя мать покинула меня, и я больше никогда её не увижу.

И каждый раз, когда я закрывала глаза, перед моим внутренним взором возникала одна и та же картина – огромная человеко-птица с длинным изогнутым клювом сжимает в своих хищных лапах бездыханное тело моей матери, а затем легко отталкивается от земли и уносится прочь, превращаясь в зыбкую тень на горизонте.