Уолтер Кенни - Скрытые пружины

– У вас всё в порядке, миссис Уайт? Может быть, принести вам воды с лимоном? Или бокал охлаждённого вина? Обеденное время для пассажиров первого класса наступит через сорок минут, – юное лицо стюардессы с профессионально выполненным макияжем выражает безликую предупредительность. Глаза подведены настолько аккуратно, что кажутся кукольными, безжизненными.

– Принесите мне хорошую порцию приличного виски. Только безо льда. И ничем не разбавлять, – говорю я без улыбки.

– Да, конечно, – стюардесса кивает и удаляется по проходу пружинящей походкой. Если она и удивлена подобной просьбой в половине двенадцатого дня, то никак этого не показывает. Путешествия первым классом имеют множество плюсов. За четырнадцать лет работы у мистера Крюгера я, как никто другой, заслужила подобное поощрение.

Я знаю, что за моей спиной коллеги дали мне прозвище «Питбуль». Это мне даже льстит. Никто лучше меня не умеет возвращать столетним развалинам былое величие. И никто лучше меня не умеет выкачивать из амбициозных толстосумов такие гигантские суммы, что их не всегда прилично озвучивать вслух. И хотя это и характеризует меня не лучшим образом, но я никогда не даю новичкам шанс вгрызться в сочный кусок этого пирога. Самые перспективные проекты я всегда забираю себе, такова наша договорённость с мистером Крюгером, и она устраивает нас обоих.

– Виски, миссис Уайт, – стюардесса бесшумно возникает рядом и ставит на маленький столик бокал, заполненный на треть. – Не волнуйтесь, наш борт сопровождает мистер Торнтон, на его счету семь тысяч благополучных взлётов и посадок. Вы можете быть абсолютно спокойны, – доверительно сообщает она мне, понизив голос.

Дурочка с подкрученными ресницами решила, что я боюсь летать и пытаюсь успокоить нервы с помощью алкоголя. Интересно было бы взглянуть ей в лицо, если бы я вдруг заявила, что хочу, страстно желаю того, чтобы этот дурацкий самолёт попал в турбулентность, свалился на землю и превратился в мелкое крошево кусков плоти и искорёженного железа. А ещё лучше, если бы он рухнул прямо на головы моему мужу и его невесте. Клак, и проблема решена. Участники драмы мертвы и никто больше не страдает.

Виски пью практически залпом. Тяжело находиться в бездействии в тот момент, когда внутри всё плавится от боли и обиды. Дамочка с клатчем из свежей коллекции, сидящая через проход, окинула меня цепким любопытным взглядом. Такие всегда знают, на какую сумму ты одета и в каком салоне стрижёшься. Демонстративно отворачиваюсь к иллюминатору, надвинув на глаза плотную текстильную маску. В моём состоянии будет совершенно невыносимо вести непринуждённую беседу и быть вежливой.

Ровный гул турбин, горячий комок алкоголя в желудке и спасительная темнота. Только сейчас, когда мышцы моего тела немного расслабились, я понимаю, в каком напряжении находилась с момента объявления на посадку. Но вскоре обманчивое спокойствие прекращается, и воспоминания с удвоенной силой в стотысячный раз начинают истязать меня, вызывая реальную боль в мышцах, в голове, во всём теле.

Мистер Джозеф и миссис Джозефина Уайт. Так всегда представляли нашу пару в гостях и на званых вечерах, где по рабочей необходимости должен был присутствовать мой муж. Мне никогда не надоедали незатейливые шуточки других гостей про двух неуловимых Джо, поймавших друг друга. Я всегда заливалась вежливым смехом, будто слышала эту шутку в первый раз и находила её безумно остроумной.

Сразу же после окончания бракоразводного процесса появится ещё одна миссис Уайт, а один из двух неуловимых Джо превратится в эпизод жизни, в прошлое, которое можно аккуратно упаковать в картонную коробку и поместить в пыльный чулан, как ненужную рухлядь. От этих мыслей мои кулаки сжимаются сами собой, а сердце будто обливается горячей кровью.

Иногда один день может изменить всю жизнь. Перечеркнуть всё, что с таким тщанием скрупулёзно выстраивалось день за днём, год за годом. Превратить в осколки прочное здание брака, оставив взамен дымящиеся развалины.

Для меня таким днём стал первый четверг июня, шестнадцатая годовщина семьи Уайт. Празднично накрытый стол, баранье жаркое, булькающее на плите, два антикварных бокала из муранского стекла, приобретённые мной в Венеции после особо удачной сделки по продаже старинного палаццо. Лучи заходящего солнца, заливающие кухню, превращали вино в золотистое колдовское зелье. Тогда-то Джозеф и сообщил мне эту ошеломляющую новость. Не самый подходящий момент, если честно.