Сабин Дюран - Солги со мной

Перелез через ворота и бросился бегом в сторону поселка. Теперь главное – скорость, надо увеличить расстояние между мною и им, мною и ими – спотыкаясь, испытывая боль в груди, сбежать отсюда к черту!

На развилке остановился. Бросить ли мечту найти Элис и вместо этого удрать в одиночку? Я мог повернуть налево, прочь от порта, по направлению к относительно анонимному Тригаки, поймать попутку или остановить автобус. Доехать до аэропорта… Вспомнилось ее лицо, то, как она закусывала губу, когда задумывалась, как иногда смеялась над самыми обычными моими словами… Момент нерешительности. Неужели вся моя последующая жизнь определена этой секундой? Пытаясь в этом разобраться, можно спятить.

Я повернул направо. По мере спуска с холма широкую дорогу все больше сдавливали с обеих сторон оливковые рощи. Белое солнце, черные тени – шахматная доска. Двигался медленнее, по сточной канаве. Навстречу попался микроавтобус с надписью «Пляжный клуб «Делфинос»», и я посторонился, чтобы его пропустить.

Добежал до придорожного алтаря, где в самый первый день меня высадил автобус, и тут сзади послышался шум мотора. Я прыгнул за алтарь и пригнулся. Машина проехала мимо – бело-синяя вспышка. Я напряг слух: снова газ, затем машина сбрасывает скорость, шелест шин по дорожному полотну… Еще машина… Заглушили мотор. Захлопали дверцами. Голоса.

Сидя на корточках, я попытался замереть каждой мышцей. Помню вкус руки во рту: соль, молотый кофе и грязь. С другой стороны подъехал мотоцикл, остановился недалеко от меня. Шаги, голоса. Приближаются!

Я развернулся и побежал глубже в рощицу, где были навалены черные рулоны, упал, покатился, запутался ногой, прикрылся сеткой и уткнулся лицом в землю.

Лежал, стараясь не издавать ни звука, чувствуя тошноту. Шаги по дороге. Голоса – Гаврас, еще какой-то мужской и Элис. Треск рации.

– Пожалуйста, возвращайтесь в дом, миссис Маккензи! – увещевал Гаврас. – Предоставьте это мне. Мы найдем его и вернем. Я знаю, куда он подался.

И Элис, со слезами в голосе:

– Пожалуйста, найдите его!

Голоса стихли, сошли на нет. Заводящиеся машины… Чей-то низкий голос, греческая речь… Слово «Тригаки».

Было трудно дышать. Грудь сдавило, как будто набрал в легкие земли. «Мы найдем его и вернем». Мелкие камушки впивались в живот и руки. Я приподнял голову. Взгляд сосредоточился на куче увядших цветов и чем-то вроде личинок. Нет, белые свечные огарки. Влажный запах земли и гниющей растительности. Около уха едва ощутимое движение, вибрация миллиона насекомых. Пауки? Жуки? Защекотало лицо. Я содрогнулся всем телом. Приказал себе не двигаться.

Время шло. Стало светлее, сместились тени. Легкий ветерок стих, жара усилилась. Снова проезжали машины. Недалеко копошились куры. В нескольких метрах от меня прошла пожилая женщина. Минул час, может, два. «Пожалуйста, найдите его!» Звучала ли в этой мольбе любовь? Я не знал. Выяснять слишком поздно.

Сдался я скорее физически, чем морально. Потеряла чувствительность правая нога. Стала безжизненным предметом, мертвой плотью. Я представил себя в собственной могиле. Выброшенные цветы, ненужные огарки – неожиданно они обрели смысл: отходы с алтаря на углу дороги. Более ненужные, брошенные тлеть. Мое персональное гнилое святилище…

Когда я встал, потребовалось время, чтобы снова обрели подвижность конечности и зациркулировала кровь. Стопа превратилась в бесполезную культю. Пришлось несколько раз топать по земле, чтобы вернулась чувствительность. Я отодрал оливковые косточки, которые плотно вдавились в руки, словно пули, и тихо, крадучись, двинулся к выходу из рощи.

Оглядел дорогу. Ни души. Гаврас упомянул Тригаки. Думает, я там. Да и кто в своем уме пойдет в другом направлении? Из Стефаноса нет выхода. По крайней мере, по суше. А по морю? Я подумал о маленьких причалах, рыбацких суденышках, прогулочных катерах, аренде лодок… Рискованно. Но я могу оказаться там через десять минут. И, возможно, еще через пять буду в море, глядя, как Агиос-Стефанос исчезает вдали! Пойти дворами, как в первый день, – в узких переулках легко спрятаться. Выйти к морю не со стороны магазинов, а с дальнего конца, напротив главного понтона…

Я припустил размеренной рысью, экономя силы. Когда поравнялся с белым домом на углу, старуха все так же сидела на пластмассовом стуле, а белые куры долбили клювами тесный замызганный двор. Свернул направо, спотыкаясь, побежал вверх-вниз по ступенькам и, конечно, быстро запыхался. Два раза споткнулся и чуть не упал, первый раз – об усы вьюнка в щели между камней, второй – о спящего кота. Пробежал мимо заброшенных зданий с поломанной решеткой на окнах. Пахло апельсинами, свежим хлебом и мочой. Без паники, без паники… Повторял это как мантру, не теряя рассудок благодаря голосу на задворках сознания: ты не сделал ничего плохого!