Сабин Дюран - Солги со мной

Выходило неудобно. С его возвращения из Нью-Йорка мы виделись всего раз. Он и его бойфренд Зак пригласили меня на ужин, и опыт получился болезненный. Алекс приготовил ризотто из ячменя, полбы и кудрявой капусты, на удивление вкусное, и разговоров только и было, что о новой работе Алекса в Лондонском симфоническом, последней бизнес-идее Зака, бикрам-йоге и их планах ремонта в ванной. Я надеялся, что вернулись они временно. Однако, сидя в качестве гостя на диване с Персефоной, которая топталась у меня на коленях, понял, что ошибался.

Вскоре Алекс пригласил меня на кофе, а потом – на концерт. Ни для того, ни для другого я времени не нашел. Оглядываясь назад, подозреваю, что, раз перспектива караулить квартиру отпала, я утратил к дружбе интерес. Но Алекс был единственной ниточкой, связывающей меня с некоторыми аспектами прошлого. Я набрал сообщение:

Здоро ́ во! Прости, что пропал, – работы невпроворот. Пара? Во-первых: помнишь Флорри, сестру Эндрю Хопкинса? Младше нас на два года. Слышал, что она умерла?

Отправлено. Немного подождал. Не отвечает. От скуки заглянул в заляпанное стекло верхней половины дверей сарая. Внутри, за паучьим вязанием, возвышалась машина. «Гермес». Я помедлил секунду, тронул ручку. Удивился, что она не заржавела и легко поворачивается.

Вошел. Дверь на тугой пружине ту же захлопнулась. Внутри пахло маслом, нагретой пластмассой и прелой землей. Было темно; тусклая полоска стекла под крышей пропускала серый свет. У противоположной стены на полках стояли мешки с цементом, помятые банки с краской, несколько грязных пластмассовых емкостей. Сама машина, белая «Тойота», оказалась уродливой и ржавой. Совершенно непонятно, зачем Элис вообще с ней возится. Она стояла носом к стене, как будто стыдясь сама себя. Я прикинул, когда на ней последний раз ездили. Черт знает, сколько лет прошло.

Теперь, когда я оказался здесь, в сознании зашевелилась червячком смутная мысль. Возможно, дело в каком-то пустяке – что-нибудь с водой или маслом. Я не раз видел, как отец менял их в стареньком «моррисе». Отвинчивание, бульк, завинчивание. Померить, вытереть штырь, снова померить. Картинка расцвечивалась: моя репутация крутого парня восстановлена, Элис в восторге бросается мне на шею, остальные невольно проникаются уважением…

Чтобы добраться до капота, надо было зайти глубже. Между машиной и стеной места оставалось немного, только-только протиснуться, но на стене лежал слой пыли, и пролезть, не запачкавшись, было невозможно. Я брезгливо помедлил. И тут завибрировал телефон. Сообщение от Алекса.

Ты где пропадал? Конечно, помню. Бедняга. Одна из твоих побед, да? Подруга Джиллиан. Странно, что ты не знал. Трагедия.

Я быстро набрал:

Как?

На сей раз ответ пришел мгновенно:

Самоубийство. Кажется, передозировка.

Я прислонился к стене, ощущая затылком шероховатый цемент. Передозировка. Самоубийство. Я представлял себе ужасы вроде лейкемии или автокатастрофы. Хотя в моем сознании они вовсе не были ужасами. Я вплел мысль о них в канву жизни Флорри, особо не ощущая горя. Самоубийство – иное дело. Я не мог отогнать этот образ – Флорри и ее чувства, мысли, сознание, проблемы на работе или что там еще происходило. Напечатал в ответ:

Вот дерьмо. Жаль, что я не знал.

Не секрет, разумеется, почему не знал… Я не поддерживал связь ни с кем, кто мог бы мне рассказать, кроме Алекса, а он большую часть времени проводил за границей. Джиллиан… Еще одна моя приятельница. На втором курсе я, она и Алекс жили вместе, но я потерял с ней связь, так же, как с большинством знакомых, – если только, как Алекс, они не были мне полезны. Так я жил. Таким был. А успех романа, сначала ураган книжного аукциона, потом короткий период так называемой славы, литературные фестивали, церемонии награждения и фотосессии («Десять молодых перспективных авторов»)… – все это еще более способствовало развитию во мне данной черты. На кой волочиться в Пакхем, чтобы увидеть Джиллиан, когда можно потягивать в «Бибендуме» коктейль с арт-директором «Санди таймс»?

Стоя в темном сарае, я вдруг почувствовал укол совести. Мой палец застыл над кнопкой вызова. Надо бы позвонить Алексу, поболтать. Выяснить, как у него дела в Лондонском симфоническом. Как Персефона. Я себя остановил: бог знает, какой здесь роуминг! Вместо этого быстро набрал:

Спасибо.

И сунул телефон в карман.

Утратив интерес к машине, я вышел из сарая и вернулся на террасу. Поболтался немного по дому – покинутые спальни, брошенная одежда и наушники. Гостиной пользовались только младшие ребята. На полу стояли кружки, валялся стакан и завиток гофрированной бумаги из-под печенья.