Сабина Тислер - Похититель детей

Он любил длинные коридоры, полы которых пахли воском и на которых при каждом шаге попискивали резиновые подошвы его обуви. Он не мог себе представить более прекрасной работы, чем водить влажной тряпкой по отполированным до блеска столам в залах заседаний, и для него настоящим счастьем было все же где-то найти пыльный угол. Он тщательно контролировал каждое сиденье, каждый пульт и добросовестно сдавал вахтеру каждый забытый документ, каждую шариковую ручку, каждую зажигалку, даже бумажные носовые платки и наполовину пустые пачки сигарет.

И пока он был в суде и буквально впитывал в себя запах моющих средств, он забывал свою вонючую, забитую мусором квартиру, в которой ему было нечем заняться, кроме как дремать и ждать следующего рабочего дня.

Он называл себя Питом. На Пита всегда можно было положиться на все сто процентов. Он был хорошим приятелем, однако никогда не ходил с коллегами пропустить по рюмочке после работы. И никто из его коллег в суде не знал, где он живет. И никто не имел ни малейшего представления о том, кем он был в действительности.

Этим утром все было иначе. Крысы испуганно разбежались и попрятались за горой подушек, когда он в четыре часа утра скатился с кушетки, чтобы не торопясь найти свою белую рубашку. Он точно знал, что у него есть еще одна, ни разу не надетая и в пластиковой упаковке. Это был рождественский подарок его жены, умершей восемнадцать лет назад. Его фигура вряд ли изменилась, скорее он даже похудел с тех пор, как стал пить меньше пива, потому что на много у него просто не хватало денег. Все эти годы у него не было повода надеть белую рубашку, но сегодня он должен быть в ней. Непременно.

Он нашел ее в половине шестого в самом низу стеллажа, верхние ячейки которого уже давно были сломаны. Было сложно и трудно разбирать стеллаж, чтобы добраться до самого низа, и это увеличило высоту мусора почти на метр, но все же это ему удалось.

Когда он надел новую, с иголочки рубашку, то почувствовал, как в нем поднимается энергия, которая, словно теплая река, вливается в его усталое тело. Такого окрыляющего чувства у него не было уже много лет.

Он едва мог дождаться, когда уже можно будет идти на работу. Если все пойдет хорошо, то сегодняшний день — самый важный в его полной лишений жизни.

Уголовный суд

Марайке била нервная дрожь в первый день судебного процесса против Альфреда Фишера, урожденного Хайнриха, он же Энрико Пескаторе, убийцы ее приемного сына Яна. Ян после спасения из замурованного дома не вышел из комы и пять дней спустя умер в больнице Монтеварки.

Марайке пыталась заглушить боль работой и помогала, как только могла, в расследованиях, которые вели ее итальянские коллеги. В Каза Ласконе, а также в Ла Роччиа были вскрыты бассейны и найдены трупы Филиппо и Марко.

Во всех семи случаях убийств было проведено сравнение следов ДНК с ДНК Энрико, известного также как Альфред Фишер. Сомнений в том, что он был убийцей детей, больше не оставалось. Была доказана также принадлежность зубов всех жертв.

В то время как Марайке изо всех сил работала над процессом, Беттина впала в глубокую депрессию, глушила отчаяние все более сильными медикаментами и уже несколько месяцев была нетрудоспособной. И хотя она вместе с Марайке должна была свидетельствовать перед судом, ее психическое состояние было настолько нестабильным, что ее присутствие на процессе стало невозможным.

Марайке много раз в день звонила ей, постоянно живя в страхе, что Беттина когда-нибудь поддастся внутреннему давлению и совершит что-то необдуманное.

В это утро, за несколько минут до начала процесса, Марайке ходила взад-вперед по коридору суда, крепко прижимая мобильный телефон к уху и пытаясь подбодрить подругу. Альфред получит заслуженную кару, объясняла она в тысячный раз, это совершенно точно. Цепочка доказательств была без единого изъяна, Альфред признался в содеянном, хотя и не испытывал ни малейшего раскаяния. Хотя наказание Альфреда не вернет к жизни никого из детей, но, по крайней мере, можно быть уверенным, что он больше не причинит вреда ни одному ребенку.

До открытия зала оставалось еще двадцать минут. Но уже сейчас все больше и больше людей собиралось в коридоре и ожидало перед пока еще закрытой дверью.

Поэтому Марайке не обратила особого внимания на уборщика в зеленом халате, который, опустив голову, медленными привычными движениями водил шваброй по покрытому линолеумом полу. Правда, в какой-то момент она задала себе вопрос, не глупо ли вытирать пол в то время, когда столько людей ходит по коридору, но сразу же отбросила эту мысль.