Сабина Тислер - Похититель детей

Когда Джианкарло позвонил по мобильному маресчиалло и заявил ему, что считает поиски вокруг озера и в его окрестностях бессмысленными и что лучше обратить внимание на местность вокруг Сан Панкрацио, у маресчиалло, который тоже был переутомлен, полностью сдали нервы. Высоким срывающимся фальцетом он наорал на Джианкарло и заявил, что тот должен быть настолько любезен, чтобы выполнять его приказы, и к тому же так хорошо, как только можно, иначе он, маресчиалло, лично позаботится о том, чтобы Джианкарло перевели в Палермо. У него есть свои основания считать, что местность вокруг озера нужно еще раз обыскать, и баста.

Джианкарло покорился своей судьбе. Он знал, какими обширными связями обладал Лоренцо, а Палермо было последним местом, куда бы он хотел попасть. В его преклонные годы у Джианкарло не было ни малейшего желания еще и бороться с мафией.

Итак, люди Джианкарло обыскали Каза Винья, полуразрушенный и заброшенный дом, которым пользовались лишь раз в году, во время сбора урожая оливок. Кроме остатков оливок на полу и засохших сливок с острым перцем, окаменевшего хлеба и полбутылки вина, которое за это время превратилось в уксус, они не нашли ничего, что указывало бы на то, что за последние недели тут побывал хоть один человек.

Собаки обнюхивали дороги и кусты на крутом склоне за Каза Винья, вплоть до поворота на Каза Чингхале — поместья, окруженного забором и охраняемого собаками, где незаметно спрятаться было совершенно невозможно.

Затем поисковая группа повернула налево и стала медленно продвигаться в долину и к озеру.

Джианкарло взял свой мобильный телефон и позвонил жене.

— Приготовь что-нибудь повкуснее, — сказал он. — У меня стресс. Бессмысленные поиски действуют мне на нервы.

И он пошел за своими людьми и собаками, которые медленно приближались к Иль Нидо.

Ян во сне пытался просунуть руку через решетку, а злая ведьма грызла его указательный палец, отрыгивала ему в лицо и орала: «Ты, противный кусок дерьма, ты все еще слишком худой, все еще недостаточно жирный!»

Сколько еще недель и месяцев ему придется лежать здесь и ждать, пока придет злая ведьма и сожрет его? Он был согласен делать все, что требовала ведьма, он был готов есть и пить все подряд, но ничего не было. Только холод и темнота — такая, что он не мог даже рассмотреть свои пальцы. Как же ему разжиреть?

Когда он проснулся, то в полутьме увидел, что мужчина еще спит. Он едва решался дышать, чтобы не разбудить его. Его желудок свело, и его стало тошнить. Он не знал, кружится у него голова или нет, и больше не мог различить, где верх, а где низ.

Марайке и Беттина. Обе его мамы, их больше не было, они были мертвы, иначе бы уже давно забрали его отсюда, освободили из этой тюрьмы. Он был еще жив, но он был один, а это хуже, чем быть мертвым.

Он попытался выпрямиться, но ему это не удалось. Он не мог двигать ни руками, ни ногами. И сейчас он снова вспомнил почему. Мужчина, который был врачом, связал его и сделал ему операцию, потому что ему в попку влезла змея и въелась ему в живот.

— Как больно! — вскрикнул он и дернулся. И снова потерял сознание.

Энрико проснулся внезапно. Он молниеносно вскочил на ноги и сквозь трещину в стене посмотрел на улицу. Было уже светло. Он проспал драгоценное время, которое у него было.

В ярости он ударился головой об стену и взглянул на Яна, лежавшего на спине прямо у сырой стены. Его шея была вытянута, рот слегка приоткрыт, пальцы скрючены, как когти. Его веки дрожали, и он еле дышал.

Энрико инстинктивно чувствовал, что у него оставалось не так много времени, и лихорадочно соображал, что же делать. Бежать? Оставить Яна здесь? Попытаться убежать вместе с ним? Но куда? Если они ищут ребенка, то будут искать везде. Теперь он нигде не мог чувствовать себя в безопасности.

«Они меня не поймают, — подумал он и сам себя успокоил, — они меня не поймали все предыдущие разы, не поймают и на этот раз».

Вдруг он застыл и некоторое время, прислушиваясь, стоял неподвижно. Где-то вдали слышались голоса, которые медленно, очень медленно приближались. Лаяли собаки, и время от времени раздавался короткий свист.

Энрико кивнул и улыбнулся. Бежать было слишком поздно. Они застрелят его. А если в этой жизни было что-то, что он в любом случае хотел определять сам, так это то, когда ему умирать. Если он не станет жертвой несчастного случая, то ни за что не выпустит из рук решение о времени и способе своей смерти, не отдаст его даже смертельной болезни, и уж ни в коем случае — взбесившимся карабинерам, жаждущим хоть раз в жизни использовать свое оружие. И он не оставит им Яна. Яна, который сейчас принадлежал ему, как все те, кто до самой смерти принадлежали только ему одному. Нельзя, чтобы в больнице Яна подключили к аппаратуре и насильно вернули к жизни. Ян должен уйти. У него на глазах. Может быть, немного быстрее, чем другие. Он подарит ему покой, он освободит его…