Стюарт Тёртон - Семь смертей Эвелины Хардкасл

Однако если она намеревалась застрелиться из револьвера, то почему орудием убийства в конце концов стал серебристый пистолет, который Дарби стащил у доктора Дикки? И зачем Эвелине два револьвера? Мне известно, что один она даст Майклу перед уходом на охоту, но, вообще-то, странно, что она нашла время позаботиться об этом, зная, что ей и ее близкой подруге грозит опасность.

Разглядываю дневник с выдранной страницей. Кто это сделал – Эвелина или кто-то другой? Миллисент подозревала Хелену Хардкасл.

Касаюсь бумажных обрывков, лихорадочно размышляю.

В дневнике лорда Хардкасла я видел расписание встреч Хелены, так что на отсутствующей странице ее дневника должны быть упомянуты встречи с Каннингемом, Эвелиной, Миллисент Дарби, конюхом и Рейвенкортом. Мне точно известно, что она встречалась с Каннингемом, потому что он признался в этом Дэнсу; вдобавок камердинер ненароком смазал записи, оставив в дневнике Хелены отпечатки своих пальцев.

Взволнованно закрываю дневник. Непонятного все еще много, а времени почти не осталось.

Перебирая в уме всевозможные идеи, поднимаюсь на второй этаж, где Анна, нервно расхаживая по коридору у спальни Белла, разглядывает свой альбом. Из спальни доносятся голоса: Даниель беседует с Беллом. Значит, дворецкий сейчас на кухне, с миссис Драдж. Он скоро придет сюда.

– Вы видели Голда? Ему уже пора появиться. – Анна смотрит в темноту, будто старается вырезать взглядом из теней фигуру художника.

– Нет, – отвечаю я, озираясь. – Зачем мы здесь?

– Сегодня утром лакей убьет дворецкого и Голда, если мы не спрячем их где-нибудь, желательно там, где я смогу их защитить.

– Например, в сторожке.

– Совершенно верно. Только это надо сделать, не привлекая внимания. Иначе лакей сообразит, кто я такая, и убьет меня. Пока он считает меня обычной служанкой и пока Голд с дворецким физически не смогут ему противостоять, он на время оставит нас в покое, что нам и нужно. В альбоме говорится, что Голду и дворецкому предстоит сыграть важную роль, если, конечно, нам удастся их спасти.

– В таком случае зачем я вам сейчас понадобился?

– Не знаю. Я вообще не понимаю, что должна делать. В альбоме написано, что именно в это время я должна привести вас сюда, но… – Она со вздохом качает головой. – Все остальное – совершенная бессмыслица. Впрочем, когда вы дали мне альбом, то тоже несли какую-то чепуху. Вот уже час я пытаюсь разобраться в том, что здесь написано, и знаю, что если ошибусь или опоздаю к назначенному времени, то вы погибнете.

Я невольно вздрагиваю, услышав о своей возможной участи.

Грегори Голд, мое последнее воплощение, передал Анне альбом. А в спальне Дэнса Голд говорил что-то о карете – жалкий безумец с растерянным взглядом.

Я опасаюсь завтрашнего дня.

Скрещиваю руки на груди, прислоняюсь к стене рядом с Анной, касаюсь ее плечом. Осознание того, что в прошлой жизни ты кого-то убил, резко ограничивает возможные проявления приязни.

– У вас все получается гораздо лучше, чем у меня, – говорю я. – Когда я в первый раз услышал предсказание будущего, то погнался за камеристкой Мадлен Обэр через весь лес, думая, что спасаю ей жизнь. Перепугал бедняжку до полусмерти.

– Хорошо бы иметь инструкцию, как надо прожить этот день, – хмуро замечает Анна.

– Ведите себя естественно.

– По-моему, бежать и скрываться бесполезно, – говорит она, с трудом сдерживая раздражение.

На лестнице раздаются торопливые шаги.

Мы молча убегаем. Анна скрывается за углом, а я прячусь в ближайшей спальне. Из любопытства оставляю дверь чуть приоткрытой и вижу, как по коридору, прихрамывая, идет дворецкий. При ходьбе обожженный калека выглядит еще ужаснее, как ожившее пугало в ветхом буром шлафроке и пижаме.

Я пережил уже несколько повторений этого утра и вроде бы должен к ним привыкнуть, но до сих пор помню страх и волнение дворецкого, идущего к Беллу за объяснениями.

Из соседней спальни выходит Грегори Голд, но дворецкий его не замечает. Я вижу художника со спины, и отсюда, издалека, его силуэт выглядит длинной бесформенной тенью на стене. В руке у Голда кочерга. Ни с того ни с сего он набрасывается на дворецкого и начинает его избивать.

Я хорошо помню весь ужас избиения.

Меня охватывает беспомощная жалость. Из-под кочерги разлетаются брызги крови, пятнают стены.

Дворецкий корчится на полу, молит о пощаде, зовет на помощь.

Я забываю о благоразумии.

Хватаю с комода вазу, выбегаю в коридор, яростно кидаюсь на Голда и ударяю его вазой по голове. Осколки фарфора разлетаются во все стороны, а художник падает на пол.