Джон Вердон - Не буди дьявола

– На ужин только это. Если хочешь мяса, в холодильнике есть фрикадельки.

– Все отлично.

– Фрикаделек много, так что если…

– Правда же, все отлично. Замечательно. Кстати, я забыл сказать, что предложил Кайлу и Ким приехать к нам на пару дней.

– Когда?

– Сейчас. Сегодня вечером.

– Я имела в виду, когда ты это предложил?

– Я позвонил им по дороге из Саспарильи. Раз они получили это письмо по почте, значит, отправитель знает, где живет Кайл. Я подумал, что будет безопаснее…

Мадлен нахмурилась.

– “Отправитель” знает и где живем мы.

– Просто… кажется, лучше чтобы они были здесь. Вместе мы, вроде как… сила?

Несколько минут они ели молча.

Потом Мадлен отложила вилку и слегка отодвинула от себя тарелку.

Гурни поглядел на нее.

– Что-то не так?

– “Что-то не так?” – Она недоверчиво посмотрела на него. – Ты всерьез это спрашиваешь?

– Нет, я просто… Господи, сам не знаю, что я имел в виду.

– Кажется, ад разверзся, – сказала она. – Почти буквально.

– С этим не поспоришь.

– Так какой у тебя план?

Она задавала ему тот же вопрос, когда у них сожгли амбар. Сейчас этот вопрос встревожил его больше, потому что ситуация стремительно ухудшилась. Люди умирали, пронзенные в сердце ножом для льда. ФБР, казалось, было озабочено скорее тем, чтобы его очернить и запугать, чтобы обезопасить себя, а не выяснить правду. Холденфилд тоже его подставила: подбросила Трауту боеприпасов про “ранение в голову” и “психические травмы”. Баллард пока почти союзник, но Гурни знал, как недолговечен такой союз – она может решить, что в ее интересах мир с Траутом…

Но это не все. За всеми этими чудовищными подробностями и конкретными угрозами чувствовалось все более быстрое приближение зла, безликого рока, нависшего над ним, над Ким, над Кайлом, над Мадлен. Дьявол, которого ему в подвале велели не будить, проснулся и бродил по земле. А единственный “план”, который был у Гурни, – продолжать всматриваться в кусочки пазла, пытаясь сложить ускользающую картину, продолжать попытки развалить фэбээровский карточный домик, пока не развалится сам или пока защитники домика не согласятся его снести.

– У меня нет плана, – сказал он. – Но, если у тебя есть время, я хочу кое-что тебе показать.

Она посмотрела на большие настенные часы.

– У меня есть около часа, может, чуть меньше. У нас в клинике опять совещание. Что ты хочешь мне показать?

Гурни отвел Мадлен в комнату и, пока скачивался видеофайл, присланный Ким, рассказал то немногое, что знал об интервью с Джими Брюстером.

Они уселись в креслах перед экраном.

Видео началось с кадров, снятых, похоже, с пассажирского места в машине Ким, когда она подъезжала к торчащему из сугроба дорожному указателю “Тёрнуэл”. Так называлась практически пустая деревня в северных Катскильских горах, где Джими Брюстер забирал свою почту.

Сам же он, как выяснилось, проживал выше в горах, в стороне от деревни – унылой кучки ветхих домов и заброшенных магазинов. Казалось, жизнь здесь еще теплится только в баре с заляпанным окном, на заправке с одной колонкой и в блочном здании почты размером с частный гараж.

Машина Ким – а с ней и зрители – поехали дальше по раздолбанной дороге между сугробами, за которыми виднелись другие ветхие домики и деревья, с виду скорее засохшие, чем сбросившие листву на зиму. Гурни смотрел на все это и поражался, насколько эта местность отличается от Уильямстауна, где жил отец Джими. Как обратная сторона луны. Он гадал, намеренно ли сын выбрал для жизни место, столь непохожее в культурном и эстетическом плане на городок отца.

Этот вопрос мучил его все больше по мере просмотра.

Как и другой вопрос: кто снимал это видео? Вероятно, Робби Миз, значит, они ездили к Джими Брюстеру еще до разрыва.

Машина остановилась у маленького домика справа. Домик и унылые владения вокруг олицетворяли собой нарочитое презрение ко всему внешнему. Ничто в доме, от столбов, которые поддерживали провисшую крышу над покосившимся крыльцом, до двери пристройки, не стояло и не лежало под прямым углом. По опыту Гурни, такое явное пренебрежение прямыми углами обычно бывало симптомом бедности, болезни, депрессии или ментального расстройства.

Человек, открывший обшарпанную “парадную” дверь, был худым и нервным на вид, глаза его бегали. На нем были черные джинсы и рыжеватая футболка – в цвет коротко остриженных волос и бороды.

Если двадцать лет назад он был на первом курсе колледжа, значит, теперь ему было не меньше тридцати семи, но выглядел он на десять лет моложе. На футболке красовалась надпись крупными буквами: “не верь ничему”, что дополняло образ недавнего подростка.