Саймон Бекетт - Множественные ушибы [litres]

– Как тебя зовут?

Меня так и подмывало придумать фамилию. Но ситуация осложнилась, если бы он потребовал паспорт. Когда я назвался, реакции не последовало.

– Что привело тебя во Францию, Шон? – спросил он.

Я провел мастерком по стене, хотя там нечего было разглаживать.

– Просто путешествую.

– Но если ты турист, то не имеешь права работать.

Кровь бросилась мне в лицо, я вспыхнул. Жандарм выдержал паузу и рассмеялся.

– Расслабься, я пошутил. В курсе вчерашней заварухи?

– В общем, нет.

– В каком смысле?

– Слышал шум, но практически ничего не видел.

– Но все-таки слышал и догадался, что там что-то происходило?

– Трудно было не услышать.

Жандарм вытер сзади шею платком.

– Расскажи, что знаешь.

– Кто-то разбил окно. Из леса раздавались крики. По голосам можно было судить, что человек не один.

– Что они кричали?

– Всякое про Арно и его дочерей.

– Неприличное?

– Уж точно не любезности.

– Сколько раз выстрелил Арно из ружья?

– О… – Я нахмурился, притворяясь, будто вспоминаю. – Не знаю.

– Раз, два? Шесть?

– Не могу сказать.

– Он целился в сторону леса?

– Я не видел.

– Где ты находился, когда все это происходило?

– С той стороны дома.

– Однако ничего не разглядел?

– Было темно. И когда я туда подоспел, все уже закончилось.

– И не побежал выяснить, что там такое?

– С этим не очень побегаешь. – Я вытянул раненую ногу, демонстрируя жандарму бинт. И не успел поставить обратно на настил, как понял, что совершил ошибку.

– Где это тебя угораздило? – поинтересовался он.

– Наступил на гвоздь. – Я проклинал себя за то, что не умел держать язык за зубами.

– На гвоздь? – Его лицо посуровело, от прежней показной доброжелательности не осталось и следа.

Я отвернулся, сделав вид, будто выравниваю стену пересохшим раствором, и как можно небрежнее спросил:

– Вы знаете, кто это был? Прошлой ночью?

– Наверное, кто-то из местных парней, – ответил он, и у меня сложилось впечатление, что никто не собирается арестовывать Дидье с дружками за то, что те немного пошвыряли камни.

Жандарм надел темные очки, спрятав свои маленькие глазки.

– Сколько ты еще собираешься здесь пробыть?

– Наверное, пока не закончу работу.

– А затем уедешь?

– Вероятно.

Темные очки продолжали буравить меня взглядом. Мне показалось, будто жандарм хочет что-то добавить, но в это время открылась дверь кухни, и во двор вышел его напарник. Они о чем-то переговорили, но так тихо, что я ничего не расслышал. Затем тот, что был меньше ростом, раздраженно покачал головой. Высокий что-то объяснил, и оба посмотрели на меня.

Я снова отвернулся, а через мгновение услышал, что они идут через двор. И до тех пор, пока не убедился, что они скрылись из виду, притворялся, что работаю, и мазал стену почти высохшим раствором.

Ноги подкашивались. Я опустился на настил, устроил голову между коленями и старался сдержать рвоту.

– Вы там? – раздался голос Матильды.

Я глубоко вдохнул и поднялся. Она стояла около лесов и держала тарелку с едой. Рядом, с надеждой задирая морду, крутился спаниель.

– Принесла вам обед.

– Спасибо.

Аппетита не было, но и на лесах мне оставаться не хотелось. Только не здесь, наверху, где я находился у всех на виду. Спускался как можно медленнее, рассчитывая, что Матильда уйдет, как всегда, оставив еду на карнизе окна. Но когда добрался до земли, она еще стояла у лестницы. Лицо бледное, а круги под глазами темнее обычного.

– Полицейские приходили. По поводу вчерашнего вечера.

– Знаю. Один из них задавал вопросы мне.

Матильда покосилась на меня и отвернулась. Рука потянулась заправить волосы за ухо – жест, как я теперь догадывался, свидетельствовал о том, что она смутилась.

– Предъявили обвинения?

– Нет. Предупредили отца, чтобы впредь из ружья не стрелял.

Задавая следующий вопрос, я постарался, чтобы мой голос звучал как можно безразличнее:

– Еще вернутся?

– Не сказали. Но вроде бы незачем.

Когда Матильда ушла, я направился через двор. Сначала медленно, чтобы не вызывать подозрений. Но у амбара почти побежал, орудуя тростью, будто третьей ногой. И лишь у лестницы сообразил, что все еще держу тарелку с обедом. Я так резко поставил ее на пол, что хлеб и мясо разлетелись в стороны, а сам устремился на чердак. Бросил рюкзак на матрас и принялся дергать за шнур. После того как ко мне наведалась Греттен и в поисках аудиоплейера рылась в вещах, я стал завязывать клапан. И вот теперь ругался, сражаясь с узлом. Прислушивался, не раздадутся ли шаги полицейских.