Джон Макларен - Черные такси

Как только объявляют враждебное предложение, эти стервятники, банковские инвесторы, мигом слетаются со всего Сити, стараясь урвать себе кость. Подзуживают других покупателей включиться в драку, перебить начальную цену и платят банку большие комиссионные за его предложение. Компания, подвергшаяся осаде, бывает настолько благодарна за «спасение», что встречает вторичных участников торгов с восторгом, называя их «белыми рыцарями», хотя истинные намерения этих рыцарей вряд ли хоть сколько-нибудь благороднее, чем у того, кто предложил первую цену.

После этого первый предлагающий должен присоединиться к аукциону или уйти ни с чем. В одержимом эгоизмом и честолюбием мире большого бизнеса успешная операция с покупкой контрольного пакета акций — одно из самых любимых боевых искусств. Для Роберта Куилли операция с ИФК была не просто пробой сил. Он не мог рисковать и потому быстро решился предложить чистых сорок процентов сверх пятничной биржевой цены акций ИФК, которая составляла пять фунтов.

По традиции предложения объявляются за минуту до половины девятого, непосредственно перед открытием фондовой биржи. В восемь пятнадцать вся группа собралась вокруг Роберта Куилли, который готовился позвонить сэру Реджиналду Хитченсу. Этот звонок был не более чем простым актом вежливости в мире, где давно не осталось никакого благородства. На миг все легкомысленно захихикали, когда леди Хитченс отвечала, что он в уборной. Пришлось подождать минут пять, пока он наконец взял трубку.

— Хитченс слушает. Кто это?

— Доброе утро, сэр Реджиналд. Это Роберт Куилли, председатель и директор-распорядитель «Фернивал Энджиниринг».

— Полагаю, это не светский звонок? — Хитченс, может, и сноб, но не дурак.

— Совершенно верно. Отдавая дань вежливости, я хотел сообщить вам, что через несколько минут мы объявим вашим акционерам наше предложение.

— Понятно… — Хитченс пытался собраться с мыслями. — По какой цене?

— Семь фунтов, сорокапроцентная надбавка к цене на момент закрытия пятничных торгов. Таким образом, компания оценивается в шестьсот восемьдесят пять миллионов фунтов. Мы считаем, это весьма щедрое предложение.

— Извините, но я пока воздержусь от комментариев. Каковы ваши планы в отношении наших работников?

— Пока мы не владельцы, мы никаких гарантий дать не можем.

— Вырубить и сжечь — вот все, что вы сделаете, как уже сделали в «Фернивал».

Куилли остался спокоен. Он мог себе это позволить, так как знал, что одержит победу, и через шесть недель Хитченс будет повержен.

— Сэр Реджиналд, думаю, сейчас не время для перепалок. Уверен, вы захотите обсудить это с другими членами правления и с вашими банкирами. Конечно, мы надеемся, что вы положительно отнесетесь к нашему предложению и дадите акционерам соответствующие рекомендации.

— Семь фунтов… невелика радость. Вы прекрасно знаете, что цените нас слишком низко.

— Давайте предоставим решать вашим акционерам.

— Давайте. Полагаю, мне следует поблагодарить вас за этот звонок, хотя, откровенно говоря, не понимаю почему. До свидания.

— До свидания, сэр Реджиналд.

Итак, началось. Время покажет, что эта схватка оказалась не из числа самых бойких в Сити. Вся финансовая пресса поддерживала «Фернивал». Белые рыцари на арене не появились. Правление ИФК вскоре отказалось от сопротивления, Роберт Куилли получил новую игрушку, а «Скиддер-Бартон» — восемь миллионов за услуги. Все были довольны.

Первым новость услышал Терри, когда около десяти утра в понедельник ехал по Марилибон-хай-стрит. Он позвонил Эйнштейну и Лену, который как раз прилаживал в спальне Поппи полку для телевизора и видеомагнитофона. Едва он повесил трубку, Поппи спросила:

— Много в этот раз вложили?

— Ты о чем, Поппи, дорогая? — Лен опять сосредоточился на крепежных скобках.

— Это ведь Терри звонил, насчет очередного вложения денег, да? Ты опять в убытке?

Лен повернулся к Поппи.

— Нет, не в убытке, маленькая нахалка. Наоборот, похоже, заработаю фунтов восемьдесят или около того. Будешь хорошей девочкой, может быть, куплю тебе на них рождественский подарок.

— Если я протяну до Рождества.

— Нельзя так говорить, Поппи, даже в шутку.

— Почему? Я же о себе говорю, а не о других.

— Все равно нельзя.

— Папа, что они скажут завтра?

Лен отвернулся к своей полке. Не хотел, чтобы лицо выдало его, и несколько раз крутанул отвертку, прежде чем ответить.