Но в Хакни, где он начал учительствовать по-настоящему, его ожидало нечто совершенно иное. Когда он вошел в класс к четырнадцатилетним подросткам, там уже стоял невообразимый гвалт. Попытки утихомирить их были тщетны и выглядели смехотворно, а вскоре в него полетели «снаряды». Если он и надеялся, что, начав урок, сумеет восстановить порядок, то глубоко заблуждался, а попытка разнять драчунов закончилась тем, что он заработал синяк под глазом. Еще несколько недель он упорно продолжал работать, но поражение первого дня оказалось роковым. Большинство мальчишек просто уходили с его уроков, а девочки игнорировали его, собираясь шумными стайками прямо в классе и обсуждая лак для ногтей, нижнее белье и победы над мальчиками.
Таким образом, к двадцати трем годам ему вновь пришлось перебиваться на пособие по безработице. Минул еще год — и он устроился на работу в одну из унылых контор, которых сменил затем великое множество: от министерства здравоохранения и социального обеспечения до страховых агентств. Теперь он проводил вечера и выходные перед компьютером, путешествуя по Сети. Настоящих друзей он не завел, если не считать приятелей по Интернету, и в тридцать лет еще ни разу не имел подружки.
В конце концов Эйнштейн до того извелся, что вынужден был что-нибудь предпринять, и двинул на вечерние курсы, в этот громадный запасник одиноких сердец. На самом деле он ничего изучать не собирался, а потому записался на шахматные курсы для начинающих.
И в первый же вечер на курсах ему встретилась девушка его мечты, родная душа в бежевой кофточке, с курчавой гривой черных волос, в очках, как у него, с удивительно милой, застенчивой улыбкой. После занятий они пошли в паб и посмеялись над собой, обнаружив, что вели одну и ту же игру. На шахматные курсы они больше не ходили, а через месяц поженились. Рут взяла трехнедельный отпуск — она работала в фармацевтической исследовательской лаборатории, — и они провели дождливый, но волшебный медовый месяц в Голуэе, в Ирландии. Рут была чудесная девушка, а ее родители, узнав, что он еврей, прониклись к нему известной симпатией, хоть он не вполне отвечал их представлению о «хорошем» еврее.
Именно Рут первая поняла, что для бирюка вроде Джейкоба, вдобавок одаренного необычайной памятью, самое милое дело стать таксистом. Не удивительно, что он сдал экзамен в рекордные сроки. По сути, в реальной доработке нуждались только его водительские навыки.
Идея насчет гольфа тоже принадлежала Рут. Она решила, что для него было бы неплохо познакомиться с другими таксистами, и выяснила, что чаще всего они заводят дружбу через рыбалку или гольф. Эйнштейн, правда, был слишком неловок и не очень-то годился для обоих этих занятий. Они обсудили ситуацию и пришли к выводу, что и для него, и для окружающих будет безопаснее, если он возьмет в руки биту и мяч, а не леску и острый крючок.
Рут купила ему на распродаже полкомплекта бит, и они отправились в клуб «Хейнот-Форест». Эйнштейн взял несколько уроков, которые не принесли заметных результатов, и через несколько недель впервые вышел на поле для «сольной» игры. На всякий случай он запасся двумя десятками мячей, но оказалось, что уже к пятой лунке ни одного не осталось. Без особой надежды на успех он упражнялся еще несколько недель и уже готов был бросить эту затею, когда случайно встретился с Терри и Леном.
Объединила их всех игра с «капиталовложениями», во всяком случае, после первой дружеской выпивки. Терри что-то болтал об акциях, а Лен бросал на него пронзительные взгляды, словно тот выдавал какой-то большой секрет. Терри, казалось, ничего не замечал и напрямик объявил: дескать, жаль, что они не понимают «азов», ведь можно бы делать хорошие деньги на том, что слышишь в такси.
Эйнштейн в жизни не купил ни одной акции и ничегошеньки не знал о капиталовложениях. Зато он знал, что в два счета сможет стать специалистом в любой области.
Вот так все и началось. Не прошло и двух недель, как Эйнштейн перелопатил основную литературу, и на свет благополучно появился инвестиционный клуб таксистов. Лен окрестил нового друга «продувным Эйнштейном», и это имя прилипло к нему. Рут была так рада за мужа, что многие месяцы даже не заикалась о своих сомнениях насчет законности их предприятия. Однако после неуместного визита Терри в субботу, по дороге из синагоги домой, рискнула спросить:
— Джейкоб, эти делишки, какими вы с Леном и Терри занимаетесь, они законны?
Читать дальше