Антуан д'Эстет - Flamma

Наконец ворота хлебопекарни затворились за исчезнувшей во внутреннем дворе телегой и людьми ее сопровождавшими. Молодой человек вздохнул.

— Пожалуй, теперь я могу послужить вам провожатым, сударь, — тихо проговорил он; и по некоторым ноткам его голоса Люциус заметил, что тот еще не вполне оправился от впечатления навеянного светлыми грезами о той, которая (пусть даже ему это неизвестно) неравнодушна совсем к другому человеку.

«Неужели он довольствуется только лишь тем, что время от времени видит ее издали?» — искренне изумился архидьякон, — «И не решается даже заговорить с ней?».

А вслух с волнением, незаметным только для витавшего в розовых облаках своих мечтании собеседника, произнес:

— Буду весьма… признателен.

При этом он склонил перед молодым грумом голову: более в знак уважения к чистоте и силе испытываемых этим человеком чувств, нежели из благодарности за его готовность оказать незнакомцу услугу.

***

Молодой человек (его звали Кристофер) проводил архидьякона прямо до входа в «Стар Инн», где они довольно пресно (ибо мысли каждого из них были заняты вещами далекими от настоящего момента) распрощались. Однако заходить внутрь Люциус не торопился; его сокрытый под тенью глубокого капюшона взгляд был устремлен вослед медленно удалявшемуся конюху.

«Как же тяжело мне далось общение с этим человеком, причиной крушения мечтании, надежд и любви которого я невольно мог (и до сих пор могу) стать», — подумал Люциус, действительно чувствовавший себя морально опустошенным. И хоть расставшись с Кристофером, он испытал некоторое облегчение, на то чтобы полностью восстановить душевное равновесие, — столь необходимое ему для предстоящей встречи с «Отверженными», — потребовалось еще какое-то время.

Но вот ладонь архидьякона легла на потертую ручку двери, и уже через мгновение священник исчез в открывшемся за ней темном проеме.

***

Постоялый двор «Стар Инн» — заведение, каких всегда было довольно в любом мало-мальски крупном городе (не говоря уж о столицах, где подобных насчитываются десятки). Однако удачное расположение, достойная репутация и сосредоточие в одном месте столь многих удобств (среди коих: вместительная конюшня, на редкость чистые номера для постояльцев, богатые винные погреба и отменная кухня) делали его предпочтительным в сравнении с большинством пабов, харчевен, таверн и гостиниц Лондона. Представители местной интеллигенции, средней руки чиновники и мелкопоместные дворяне удостаивали сие заведение своим особым признанием и являлись постоянными его посетителями. А состоятельные гости столицы, зачастую останавливаясь именно здесь, при случае даже советовали его знакомым.

Таким образом, громкая слава «Стар Инн’а» распространилась не только за пределы собственных его стен, но и далеко за пределы стен города. И каждый посетитель (пусть не бывавший здесь ранее, но всегда будучи об этом месте наслышан) войдя внутрь сразу же убеждался в соответствии народной молвы тому, что можно было наблюдать в действительности. Просторная светлая зала; ровно расставленные и далеко друг от друга отстоящие столы; свежие скатерти; на удивление хорошо вышколенная прислуга; предупредительно любезный хозяин и приличествующая заведению такого уровня публика — заслуживали только самых лестных отзывов.

И все же, остановившись на пороге этого заведения, Люциус растерялся. Вид господ Хувера, Пипса, Рена и кое-кого из виденных им в Уайтхолле чиновников, восседавших теперь за аккуратно убранными столами «Стар Инн’а», смутил его. А мигом подскочивший к нему хозяин-трактирщик своим услужливым вопросом: «Что угодно его превосходительству?», на минутку даже заставил архидьякона усомниться, верно ли им определено место сектантских сборищ? Но, тут же, вспомнив на сколь обманчивое внешнее впечатление оказывал пока единственный известный ему «Отверженный», Люциус, приглушенным плотной тканью капюшона голосом, произнес:

— Я ищу некоего… — он еще раз внимательно осмотрел залу, — … Мортимера.

И тотчас глаза трактирщика, секунду назад полные самозабвенного радушия, подернулись тенью осторожности и недоверия. Он вперил в посетителя свой напряженный взор, силясь разглядеть лицо незнакомца; но не смог.

— А-а… могу я узнать, кто его спрашивает? — протянул тогда он, нерешительно озираясь на скользящих между столами слуг и кого-то из прохаживающихся по зале гостей, даже не думая как явно показывает этим, что колеблется.