Коди Кеплингер - Все было не так

Когда к нашему столику подошел официант, я так сильно испугалась, что чуть не соскочила со стула и не рванула к двери. Но мне удалось сохранить спокойствие, и я расслабилась, когда он сказал:

– Мисс, вам придется это отложить. У нас не курят.

Она вздохнула, затянулась в последний раз и отложила сигарету, ни слова не сказав мужчине, который посмотрел на меня с выражением на лице «она это серьезно?» Интересно, до этого ему когда-нибудь приходилось просить кого-то не курить? В кафе это уже так давно запрещено, что я была потрясена, когда она попыталась.

Когда он ушел, Келли сказала:

– Значит, ты хочешь знать, как у меня дела. Отлично. Все хорошо. Если не считать одну придурошную, которая меня преследует.

– Тебя кто-то преследует?

Она недвусмысленно посмотрела на меня.

– Ой. – Я сглотнула. – Прости. Я просто очень хотела с тобой поговорить.

– Насчет чего?

Я закусила губу и покрутила трубочку в холодном кофе.

– Ты слышала о родителях Сары?

– А что с ними?

– Они пишут книгу.

Она пожала плечами.

– Ну и отлично. И как это связано со мной?

Я озадаченно посмотрела на нее и поморгала.

– В смысле… это связано с Сарой. Со стрельбой и тем, что произошло в тот день в уборной. Понимаешь, цепочка? Полагаю, в книге упомянут и тебя.

– Вполне вероятно.

– Тебя это не беспокоит? Что об этом снова заговорят? Что подумают… что так история… – Я пыталась найти верные слова. Келли смотрела на меня, словно я самый раздражающий, самый глупый человек на всей планете. Возможно, так и было. Наконец я выпалила: – Ты разве не хочешь, чтобы люди знали правду?

Она поднялась.

– Мне нужен кофе.

Я смотрела, как она подошла к стойке, слышала, как заказала большую порцию черного кофе. Честно говоря, я была рада услышать в ее голосе столько же презрения и раздражения в разговоре с баристой, сколько она вложила в разговор со мной.

Вернувшись на место со стаканом в руке, она проигнорировала мой последний вопрос. Вместо этого сказала:

– Теперь меня зовут Рене.

– Эм, хорошо.

– Это второе имя, – объяснила она. – А еще я сменила фамилию. Написала через дефис фамилии родителей. Гейнор-Маркс. Мама взяла свою девичью фамилию, когда развелась с папой. Так вот, теперь меня зовут Рене Маркс.

– Мне, эм… Мне нравится. Хорошее имя.

Да, я знаю. Прозвучало до боли нелепо. Но я понятия не имела, что сказать. Как принято реагировать, если кто-то сообщает тебе о смене имени? Мне теперь называть ее Рене? Именно это она пыталась мне сказать? Если бы я так не нервничала, то придумала бы что-то получше, чем «хорошее имя».

Келли-Рене? – как будто и не слышала меня. Продолжила говорить, словно я ни слова не сказала.

– Мои друзья знают, что я из округа Вирджил, – сказала она. – Самые близкие. Все остальные думают, я из Иллинойса, так как именно туда мы переехали в мой выпускной год. Но даже близкие не знают, что я была там. Я всем говорю, что мы переехали до стрельбы. Они не задают вопросов. Да и зачем? Сомневаюсь, что многие из них вообще помнят, кто такая Келли Гейнор. А если и помнят, то не знают ее. Они знают лишь единственного человека из округа Вирджил – Рене.

– Значит, ты не рассказала правду никому из своих друзей?

Она сделала глоток кофе.

– А какова правда, Ли?

– Я… Я не знаю, – призналась я. – Знаю лишь, что цепочка не принадлежала Саре. Знаю, что она ничего не сказала ему, и то, что услышала Эшли…

– Эшли? Так слухи распустила эта тварь?

Я поморщилась.

– Она не такая плохая, как ты думаешь. Вообще-то, она очень хороший человек.

Келли закатила глаза.

– Да мне плевать, какой она человек. Но ты права. Эта цепочка не принадлежала Саре. И это я разговаривала с этим придурком. Это как минимум часть правды. Но нет. Я не рассказала своим друзьям. Три года уже никому не рассказывала об этом.

– Но разве ты не хочешь, чтобы об этом узнали? О том, что произошло на самом деле?

– Раньше хотела, – призналась она. – Я рассказала, что могла, когда мне было шестнадцать, когда я думала, что это имеет значение.

– Но до сих пор имеет.

– Три года назад ты так не думала.

– Я… Знаю. Келли, мне жа…

Она подняла руку, чтобы я замолчала.

– Все нормально. Я на это не злюсь.

– Нет?

– Тогда злилась, – сказала она. – Была уверена, если ты заговоришь, тебя услышат. Тебе скорее бы поверили, чем мне. Я была уверена, если заговорит хотя бы один человек – единственный оставшийся в той уборной в живых человек, – все попросят у меня прощения. Господи, какой я была наивной.