Коди Кеплингер - Все было не так

– Уверена? У нас есть лимонад, шоколадное молоко и сладкий чай.

– Все хорошо.

– И, конечно же, вода.

– Правда. Все нормально.

Эшли покачала головой.

– Прости. Ничего не могу с этим поделать. Мама всегда твердит, что, если твои гости не держат в руках чашку, значит, ты плохая хозяйка.

– А этот маленький флакончик с краской для пасхальных яиц считается? – спросила я, показывая на него.

– Хм. На данный момент да. Но если задержишься, я заставлю тебя выпить шоколадное молоко.

Я уехала прежде, чем она смогла выполнить свое обещание. Мне хотелось добраться до дома и прочитать написанное ею письмо. Не терпелось посмотреть, были ли в нем такие же признания, как в письме Денни. Увижу ли я в новом свете стрельбу или наши жизни после нее.

И это определенно произошло.

Дорогой друг!

Последние три года меня почти каждый день спрашивали: «Эшли, как ты справляешься с тем, что видела?» или «Эшли, как после всего произошедшего ты остаешься такой позитивной?» Я всегда отвечаю одно и то же и уверена, кто-то мне не поверит, но…

Прощение.

Мне кажется, многие считают меня неудачницей. Когда ……вышел из кабинета информатики, я вообще не должна была находиться в том коридоре. Я оказалась не в том месте не в то время, и это навсегда изменило мою жизнь. Было бы очень легко злиться на это, провести остаток жизни, задаваясь вопросом: «Почему я?» Думаю, именно этого ждут от меня люди. Или, возможно, они сами так жили бы.

Но я не злюсь.

Не скажу, что я благодарна. Слишком много чести. Но три года спустя мне нравится, кем я стала. Мне нравится моя жизнь и к чему она идет. Правда в том, что я не знаю, на что была бы похожа альтернативная версия меня, версия, которой не было бы в том коридоре. Конечно, ей бы не понадобилось инвалидное кресло, но еще у нее не оказалось бы такой замечательной семьи, какая сейчас есть у меня. Не оказалось бы той веры, какая есть у меня. Она не нашла бы свое призвание, как я.

Поэтому я прощаю.

Во время выпускного года я не чувствовала себя счастливой. На зимних каникулах мы с Логаном расстались. Он был на год старше и ради работы переехал в соседний округ. Мы встречались с девятого класса, и мне было тяжело не видеть его каждый день, к чему я привыкла. Я вела себя как эгоистка, раздражалась и, когда мы вместе проводили время, беспричинно устраивала ссоры. В итоге оба устали от этого и расстались за два дня до Рождества.

Ко всему прочему, приближался выпускной, и я понятия не имела, чем хотела заниматься после него. Мои друзья все распланировали – колледжи, профессиональное училище, работа на родительской ферме, – но мне ничего не нравилось. Я склонялась к школе косметологии, но только потому, что больше меня ничего не интересовало. Я ощущала себя потерянной и впервые считала, что моя вера никуда меня не ведет.

Каждое воскресенье я ходила с родителями и сестрой в церковь. Была в школе президентом Общины учащихся-христиан. Каждую среду вечером посещала с друзьями молодежную группу и молилась. Очень сильно молилась, но как будто ничего не изменилось. Бог словно не слышал меня. И, должна признать, мое отчаяние превратило меня в человека, которого не примешь за хорошего христианина. Мне казалось, я все делала правильно, а Бог так и не вел меня к тому, чего я хотела. Тем временем мои друзья, одноклассники и даже моя собственная семья не были такими «хорошими», как я, вели себя не как настоящие христиане, но это не имело никакого значения. Они казались счастливыми, а я – нет. У них была цель, у меня – нет. И я не нашла ничего лучшего, чем судить их. Напоминать им – и себе, – что они не такие «хорошие», как я. Отмечала каждый незначительный грех, тем самым чувствуя себя лучше. Я этим не горжусь.

В последнюю встречу с Сарой Макхейл я повела себя ужасно.

Во время английского я вышла с пропуском в уборную. Наша учительница, миссис Киблер, предпочитала никого не выпускать из кабинета, даже в уборную, поэтому в другой ситуации я вышла бы только после звонка. Но в тот день она отсутствовала, и к нам приставили более снисходительного учителя, мистера Шокли. Будучи молодым преподавателем, он разрешил нам называть его по имени, Ки́том, и позволил ругаться на уроке матом. Он регулярно замещал учителей на уроках, поэтому мы отлично его знали, и никто не удивился, когда он предложил достать телефоны и обсудить лирику любимых групп.

В том месяце мой плей-лист полнился христианским роком и песнями о расставании, и у меня не было настроения обсуждать его с одноклассниками. Поэтому, когда подошла моя очередь выбрать песню, я решила, что пора пописать, и мистер Шокли выдал мне пропуск.